щегольские усики на широкоскулом, гуранском лице, зашагал по дорожке, которую обступили старые тополя, к приземистому корпусу больницы — старинному зданию красного кирпича. В одной руке паренек нес нечто длинное и изогнутое, обмотанное чистой портяночной фланелью, другой — прижимал под мышкой фуражку военного образца.
— Яшка! Смородников! Стой, чертяка! — раздался радостный возглас справа, из-за разросшегося куста акации.
Опираясь на самодельную трость, с облупленной скамейки поднялся бывший партизанский командир бравого паренька, Абрам Иосифович, бледный и худой до неимоверности, с прорезавшими узкое лицо двумя вертикальными складками.
«Щеки-то как ввалились!» — огорченно подумал Яшка, но тут же улыбнулся во весь рот навстречу одному из самых дорогих ему людей.
— Батя!
— Какими судьбами, добрый молодец? — усаживая Яшку рядом с собой на скамейку, спросил «Батя». — А справный какой, мать чесная! Чисто гренадер его императорского лейб-гвардии полку!
— Ну, по лейгвардиям, Батя, не сподобился. Мы их, наоборот, в хвост и гриву чехвостили! — Польщенный Яшка, положив на скамейку свой чудной сверток и фуражку, в очередной раз пригладил чуб. Прищурившись, загадочно улыбнулся, громко откашлялся в кулак и неожиданно встал.
— Однако прибыл я, уважаемый ты наш командир Абрам Иосифович, для важного поручения!
— Тю-ю!.. — шутливо протянул «Батя». — А я-то, дурак, обрадовался! Думаю, Яшка меня, болезного, навестить пришел, про болячки мои послушать, посочувствовать… Ан нет! Яшка, да какое еще может быть больному человеку важное поручение?!
— Так это… я, знамо дело… и попроведывать… — обескураженно проговорил Яшка и тут же, спохватившись, подхватил со скамейки свой загадочный сверток. С шутливым поклоном положил командиру на колени, остро обтянутые желтоватой бязью больничных кальсон, торчащих из-под коротенького грязно-коричневого потертого халата, ощутимо пахнущего карболкой.
— Вот, значится!
— Дерите меня козы, что за диво?! — ошарашенно вскричал Абрам Иосифович, разворачивая байку. — Ого-го! Мать чесная!
В руках оказался темно-зеленый, гладкий, лаково блестящий и неправдоподобно длинный огурец.
— Да-а, брат ты мой… Вот удивил, так удивил! Это где ж ты такое сокровище отхватил? — Командир жадно понюхал овощ. Огурец, правда, ничем не пах.
— Знаем места… — важно выговорил Яшка и счастливо засмеялся. — Это у меня, Батя, знакомый кореец на Большом Острове, у Ингоды живет. Там у него эти… как их… Теплицы и парники! Веришь, Батя, томаты уже наливаются, под стеклом! От те и макака! Ты, Батя, того… ешь огурец этот, в ем витанминов — пропасть! Дюже, говорят, от любой болезни помогает. Тебе, Батя, надобно щас особенно питаться, чтобы быстрее на ноги встать. Погоди, завтра я тебе еще картохи молодой котелок притараню!
— Яша, Яша! — укоризненно покачал головой командир. — Ты совсем сдурел! Какая картоха! Во-первых, питание тут у нас налажено…
— Питание! — Яшка ехидно скривился.
Видел, что командиру приятна его забота, потому осмелел поболе.
— Ага, вижу я, каково тут у вас питание! Ты, Батя, чистый шкилет стал, в самый раз костями греметь! Да я у корейца тебе витанминов…
— Яшка, не зли! — Абрам Иосифович свел брови. — Говорю, что кормят нормально, значит так и есть. Это, как сказал, во- первых. А во-вторых, дело на выписку идет. Не сегодня завтра уже и выхожу…
— А про это, Батя, я знаю! — самодовольно надул щеки Яшка, вытянув ногу, полюбовался глянцем на сапоге. — Посему-то, Батя, насщет особо важного поручения и прибыл!
— Ну-ну… Давай, добрый молодец, сообщай, а то вконец уже я от любопытства измучился! — рассмеялся негромко командир.
— Я теперича, значится, Батя, состою на военной службе.
— Ого! Народоармеец, так, что ли?
— Именно! — важно кивнул Яшка. — Но не просто там абы как! А порученцем при товарище военминистра!
— Я же говорю — чисто лейбгвардеец! — хлопнул себя ладонями по коленкам Абрам Иосифович.
— Да ладно тебе, Батя, — обиженно отвернулся Яшка. — Как был язва, так и есть!
— Не сердись, Яша, сам же знаешь: воду на сердитых возят! Ну что с больного взять?.. — смеясь, ткнул парня в плечо парня бывший командир. — Рассказывай все по порядку.
Умиротворенный Яшка повернулся к Абраму Иосифовичу.
