Райан рассмеялся:
– Нет. Приходится терпеть.
– Из графика следует, что ты можешь побывать в туалете в субботу около восьми вечера.
– Придется пересмотреть. Надеюсь, у меня появятся другие планы, – заявил Райан, как будто мы проводили деловое совещание. – Интервью в среду будет в такую рань! – простонал он. – Это меня доконает.
– Ты знаешь, о чем тебя спросят, или это будет полной неожиданностью? – выпытывала я, представляя, как трудно бывает отвечать экспромтом и каких нервов стоит выразиться связно.
– Иногда мне в общих чертах рассказывают, но чаще бывает непрописанный треп. Все интервью очень похожи. Расскажите нам о фильме, о чем он, как вы понимаете образ… Обычная рутина.
– Ну да, пока не начнут задавать неудобные личные вопросы, – прикололась я. – Я заметила, что, когда тебе не нравится вопрос, ты начинаешь тереть лоб.
– Что я делаю?
– Трешь лоб. Когда ты чем-то смущен или озадачен – трешь лоб. Наверное, ты даже не замечаешь. – Я дразнилась, и мне было никак не остановиться. – Итак, скажи нам, Райан… – заговорила я на манер ведущей ток-шоу. – Всем зрительницам интересно знать, какое на вас сейчас белье. Или… всем не менее интересно, встречаетесь ли вы с кем-то. Ты ерзаешь на стуле, а потом трешь лоб. Это язык жестов.
– Что-что? – со смехом спросил он.
– Язык твоего тела, понимаешь? Например, когда играешь в покер. Бессознательное действие или жест, по которому все догадываются, что ты блефуешь.
– О-о, язык тела. Да, я знаю, что это такое. Отлично, теперь я всерьез постараюсь следить за собой на публике. Не только заморачиваться по поводу глупых вопросов и лепета в ответ, но и не трогать лицо – иначе выдашь свои секреты.
– Прости, я не хотела все усложнять.
Трудно было просить и одновременно сдерживать смех.
– Очевидно, мне нужны какие-то новые жесты?
– Почему бы тебе не тереть бровь средним пальцем, если вопрос не нравится? Рейтинг взлетит.
Он так смеялся, что не сразу ответил.
– Вижу, мои идеи тебе по душе! – хохотала я вместе с ним.
– Да. Но я припоминаю, что однажды ты мне такое показала.
– Ну, тогда выбери другой. Но дай мне знать, чтобы я отслеживала.
– Дай подумать. Мелких движений, которых никто не заметит, полно. Мне это нравится. Клево. Ладно, дай сообразить… О, придумал. Я почешу подбородок, если захочу послать к черту. Годится?
Я рассмеялась:
– Нормально! Никто не заметит. А что будет означать одновременное потирание лба и почесывание подбородка?
– Не умничай, – парировал он. – А если спросят, есть ли у меня возлюбленная, я, разумеется, должен буду отрицать, чтобы сохранить в тайне личную жизнь, но могу потрогать нос, и ты поймешь, что я вру. Устраивает?
Когда он произнес слово «возлюбленная», сердце у меня на миг замерло.
– Так у тебя есть возлюбленная? Я ее знаю? – глумилась я.
– Сейчас дам отбой, – пригрозил он.
– Нет, я правда хочу знать. Она крутая?
– Нет, не крутая. – Он немного помолчал, а потом произнес другим тоном: – Я бы сказал, она, скорее… не просто крутая, а неотразимо хороша и невероятно сексуальна. И я совсем потерял голову, поэтому следите за своим языком.
– Ух ты, – выдохнула я, залившись краской. – Хорошо, что я ее не знаю, а то начала бы бешено ревновать.
– Что ж, если желаете ее увидеть, посмотрите в зеркало, а я подожду.
Я не знала, что сказать, поскольку была сражена наповал и хватала воздух, как рыба на суше.
– Что, миз Митчелл, потеряли дар речи? – подначивал он.
– Да. Совершенно.
– Хорошо. Пока ты повергнута в молчание, я, пожалуй, пойду. Хочу перед полетом поспать часа два.
– Ладно, не скучай и осторожней там, в Нью-Йорке.
– Постараюсь. Если я правильно понял, в воскресенье и понедельник у меня выходные. – Райан зевнул. – Я чертовски устал и сразу
