Мать Кесе-Кесе решительно потянула Юлю в сторону и молча указала на темный проход за ее спиной. Затем бесстрашно подошла к грозному игольчатому зверю и погладила его по морщинистой голове. А дальше произошло кое-что еще более странное! Старушка наклонилась к воде, вытащила из подводных зарослей горстку пресноводных рачков и протянула зверю. Он разинул пасть и… всосал пищу, почти так, как это делают киты.
— Килькетау, — сказала волчица и ласково почесала колючего зверя за ухом. Он расслабил иглы, заурчал и потерся о ее бедро.
Юле стало стыдно. Оказывается, все это время девушка не давала безобидному пожирателю креветок вернуться по своей тропке домой!
Волчицы вернули все еще дрожавшую девушку к костру, угостили жареным мясом и целой горкой аппетитных хрустящих чипсов. Правда, назавтра оказалось, что это были не чипсы, а поджаренные в масле тараканчики, но будущую волчицу даже не вырвало. После встречи с кошмарным полутораметровым ежом она забыла, зачем искала ручей, А когда ей напомнили — устыдилась вторично. Потому что, оказывается, та вонючая дрянь, которой утром ее натерли, спасала ученицу от малярии, клещей, глистов и прочей заразы, которую могли ей подкинуть милые зверюшки в яме…
Одна из молодых волчиц развернула плотный лист, похожий на бамбук. Там шевелились три или четыре вполне безобидных кузнечика. Жестами и ужимками Сестры-волчицы кое-как объяснили Юльке, что укус этой прыгучей гадости стоит укуса змеи, хотя в небольшой дозе приносит немало приятного. Один укус — и так хочется совокупления, что человек сходит с ума, будь то мужчина или женщина, и ничто ему не может помочь, кроме особых снадобий. Сестры-волчицы с трудом собирали редких, чрезвычайно ценных прыгунов, чтобы извлечь у них яд и продать его лекарям, состоявшим при дряхлых вельможах. Яд, шестикратно разбавленный в особом вине, возвращал мужскую силу на неделю и больше. Насекомые любят влагу. Если бы ученица, не дай боже, смыла защитную мазь в ручье…
— Круто, — только и смогла произнести Юля. Кушать ей расхотелось. Перспектива сдохнуть в вонючей яме от мастурбации вовсе не вдохновляла. Теплый цветочный ковер уже не казался ей таким приветливым, как раньше.
А после того как явилась другая старшая, Айноук, та, что с разрезанным ртом, стало совсем погано.
— Ритуал Имени, — строго повторила ведьма. Это выражение на туземном языке стало для Юли почти знакомым.
Ритуал Имени проходят в отрочестве все. Но Юлька слишком взрослая, поэтому ей тяжело. Стирается старое имя, данное отцом и матерью, почти полностью убиваются привычки и сама память о детских играх. Марта объяснила, что до конца память детям не выжигают, иначе появятся реальные кандидаты в дурку. Но после возвращения из леса отец и мать в деревне подыгрывают, делают вид, что не узнают дитя, и по новой принимают его в семейный круг. Это для обычных людей. А для будущих волчиц все сложнее.
Гораздо сложнее. Надо получить власть.
Ведьма на пальцах объяснила, что ночевать на земле нельзя. Невзирая на то, что ночи теплые. Возвращаться в деревню тоже нельзя. Что, мол, находятся они в особом сильном месте, где ведьмы воспитывают девочек-подростков, но у каждого сильного места есть своя гнилая сторона. Скажем, тут после заката местного солнышка на охоту выползает и выбегает всякая дрянь, вроде колотильщиц или речных пардусов, или рыб-плескунов, и потому ночевать приходится высоко, в сплетенных люльках. Айноук свои непонятные речи подкрепляла рисунками и наглядными примерами. Колотильщица, несмотря на грозное имя, девушку рассмешила. Эдакий комочек перьев, похожий на дятла.
«Выползает из нор и выгрызает спящим мозги через уши», — на пальцах показала Айноук. Прочие волчицы покивали без улыбок. Ползающую кровожадную птичку уважали.
— Убей ее, — приказала старуха, выкладывая колотильщицу Юльке на голые колени. Ученица закусила губу, чтобы не дернуться и не заорать. Хватит уж на сегодня позора!
— Нет, не руками. — Старуха недовольно покачала головой и постучала пальцем Юльке по лбу. — Убей. Отсюда убей.
— Не могу я, — начинающая колдунья едва не расплакалась.
Айноук не разозлилась. Показала рыбу-плескуна. Точнее, называлась рыба совсем не так, но произнести это название на языке народа раджпура уроженка Петербурга не смогла. Поэтому позже, при помощи Марты, его перевели как «рыба-плескун». Разглядев тварюгу вблизи, Юлька надолго остыла к идее купания в ручье. Рыба походила на сплошной мозоль, довольно шустро передвигалась по суше с помощью передних плавников, а ее треугольным зубкам могла бы позавидовать небольшая акула.
— Многие лишились ног, — жестами показала Айноук. — У реки неопасно. В деревнях неопасно. Там защищает Оберегающий в ночи. Здесь защиты нет…
У Юли внезапно промелькнуло странное чувство, будто она начинает понимать напевную речь волчицы. Но поддаваться глупому чувству не стоило, поскольку способной к иностранным языкам Юлька никогда себя не считала…
