– Да, – не стал развивать тему пилот. – Вставай. Надо собрать обломки и сложить из них сигнальный знак.
Ученый странно посмотрел на него, болезненно скривился. Убитым голосом ответил:
– Я не могу встать, Рус. Спина болит, и руки немеют.
Громов подошел ближе, присел перед неподвижным Ильей.
– Мне кажется, у меня позвоночник сломан, – сокрушенно договорил ученый.
Громов облизал пересохшие губы, потрогал безвольные ноги Ткачева. Спросил с надеждой:
– Чувствуешь?
Илья покачал головой.
– Так, ладно, – попытался успокоиться и собраться с мыслями пилот. – Ну-ка, дай спину посмотрю. Можешь лечь на живот?
Он помог Ткачеву перевернуться. Не сдержавшись, выругался.
– Что, настолько плохо? – повернул голову Илья.
– Нормально. Не двигайся, – успокоил друга Руслан, хватаясь за голову.
Спина являла собой почти сплошную заскорузлую корку с налипшей грязью и кусками ткани. Громов с трудом смог понять, где просто засохшая кровь, а где живая плоть. Слава богу, нигде не было видно обломков костей или торчащих инородных тел. Что-то тяжелое, с острыми углами, по касательной задело Илью и распороло спину. А вот цел ли позвоночник?
Глубоких ран Громов не обнаружил. Может, не перелом, а все-таки сильный ушиб? Вот и начинающая чернеть гематома на пояснице.
Руслан лишь дотронулся до здорового синяка, но Илья зашипел от боли, сжимая подвернувшуюся траву.
– Все-все, я только проверил, – успокоил друга пилот, поднимаясь.
– Ну что там?
– По-хорошему, надо бы промыть и перевязать. Но в таких условиях лучше не трогать.
– А с позвоночником что?
– Так не определить. Синяк большой, быть может, просто очень сильный ушиб.
– При ушибе тоже могут конечности отниматься?
– Не знаю, – честно признался Громов. – Будем думать, что могут. В любом случае, тебе лучше пока не двигаться.
Руслан сдвинул рукав грязного комбинезона, посмотрел на чудом сохранившиеся часы.
– Так, сейчас почти десять утра. Зона, по-моему, «дышать» перестала, а это значит, что должны возобновить полеты. Нужно просто подождать, и нас найдут.
Ткачев уронил голову на скрещенные руки, сказал:
– После затихания активности обычно два дня выжидают. Сегодня вряд ли снимут запрет.
– Снимут, – убежденно сказал Руслан, глазами выискивая подходящие для сигнального знака обломки. – Погода хорошая. К тому же две группы пропали, а это уже не шутки.
Он заприметил обломок обшивки на склоне, длинный и блестящий.
– Извини меня, – вдруг сказал Ткачев. – Извини, что втянул тебя во все это.
Громов обернулся. Его глаза встретились с виноватым взглядом Ильи.
– Не извиняйся. Ты бы поступил так же.
– Олег…
– Давай не будет о нем, – перебил Руслан. – Сейчас не время и не место.
– Хорошо, – тихо согласился ученый, повторил: – Хорошо.
И отвернулся, тяжело вздохнув.
Руслан вздохнул и пошагал к насыпи.
Останки вертолета он обходил по широкой дуге, шлепая по колено в воде. Странно, мох покрыл машину, но не распространился дальше. Неровные края коричневого ковра качались на воде, не отрывались и не пытались перебраться на берег.
Громов поднял несколько металлических кусков разной величины, в два захода перенес их на островок. По пути подобрал узкий обломок фюзеляжа, который вполне мог сойти за короткий мачете, будь хоть немного заточен. Зато им получилось удобно копать ямки, в которые пилот вставлял найденные тут же ветки.
В ходе сбора материала для сигнального знака Руслан наткнулся на бухту репшнура, выброшенную из спасательного комплекта. Решив, что помимо веревки могло уцелеть еще что-то, пилот прошел весь путь падения вплоть до вершины холма. Поиски дали результат – он стал обладателем туристического топорика, пластиковой фляги с водой, двух одеял и коробки прессованных галет.
