Этот гад бросался в него «кочанами»! Да как такое вообще возможно?
Враг не хотел пускать пилота к окраине леса, и это давало надежду на то, что там можно вырваться. Громов прикусил до крови губу, заставляя разум встряхнуться от боли, интенсивнее заработал ногами, толкая тело к далекому свету.
Сзади участились хлопки, похожие на выстрелы «воздушки». Еще два «кочана» разорвались рядом, не причинив, впрочем, никакого вреда. Этот урод, слава богу, не очень метко умел бросать. Судя по всему, граната тоже его работа.
Когда сзади раздались яростные вопли, полные нескрываемого бешенства, Громов лишь злорадно заорал окровавленным ртом и, преодолев последние метры, вырвался на опушку.
Лес кончился так резко, превратившись в крутой склон, что пилот не удержался, полетел вниз. Перед глазами замелькали серое небо, зеленое и плоское, как стол, поле, приземистые домики. Он приложился шеей, в которой хрустнуло, чуть не воткнул в живот мотающийся на темляке нож. Ничего не соображающего, его вдруг подхватил внезапный воздушный поток и, словно баскетболист мяч, метнул прочь от леса. Пилот заорал, пролетел по дуге несколько метров и рухнул на крышу приземистого домика. Проломил гнилые доски и, в пыли и обломках, упал на осевшую кипу почерневшего от времени сена.
Все произошло так быстро, что Громов ничего не успел понять. Он, ошалевший и дезориентированный, попытался встать и не смог. Попытался еще раз, хватаясь за стенку. Ноги не слушались, подогнулись, и он вновь упал.
В поле зрения попала фигура, застывшая на краю склона. Это был человек, и Руслан сразу узнал его. Узнал и не сдержал удивленного возгласа.
На холме стоял один из трех встреченных им когда-то военных, которых он так рано списал со счетов. Тот самый, который попал рукой в гравиконцентрат и который должен был погибнуть в нем. Но вот он, живой, покрытый грязью, как черт из преисподней, и лишь глаза да оскаленные зубы белеют на лице. На месте правой руки солдата торчала короткая культя чуть выше локтя, грубо перетянутая шнурком. На голове, подняв грязные волосы, бугрились странные вздутия, как ожоговые волдыри, правый глаз закрывало слепое бельмо. В уцелевшей левой руке военный держал длинную самодельную деревянную трубку, из которой и плевался дротиками.
Вот почему солдат бросал так неточно, вот почему граната не залетела в бокс – он не был левшой. А «капусту», должно быть, он попросту отправлял в полет этой своей трубкой, как хоккеист.
– Зачем ты хочешь убить меня? – заорал Руслан. – Вы первые напали на меня!
– Они были моими друзьями! – надрывно раздалось в ответ. – Я убью тебя, слышишь?!
– Парень, ты же еще совсем молодой! Уходи из Зоны, тебе еще могут помочь!
– Я не уйду, пока ты не сдохнешь!
– Черт, – выругался Громов. Он не переубедит этого молодого солдата. Тот сейчас живет одной лишь местью, не способен и не хочет воспринимать ничего больше. И ведь действительно способен добраться до них, спящих.
Но почему не тронул Ткачева? Играл в благородство?
Руслан завозился, вновь поднимаясь на ноги. Когда поднял глаза к лесу, то на склоне уже никто не стоял.
Нужно спешить к лагерю, нужно что-то предпринять!
Пилот похромал прочь из разбитого сарая, оставляя за собой след из комьев грязи и пучков прелой соломы. Нужно было спешить.
Ливень обрушился неожиданно, пронзая дрожащую листву. С шумом ударил по деревьям, по траве, по спешащему человеку. Тяжело ворочались тучи, урча и разражаясь молниями. Содрогался воздух от ударов грома.
Июльская гроза накрыла Зону.
Старая наблюдательная вышка качалась и скрипела, угрожающе щелкая треснувшими опорами. Тонкие стены шалаша пока выдерживали непогоду, но и они начинали проседать и валиться на сторону.
Громов протопал по лужам мимо залитого кострища, смахнул с лица струи воды и сунулся под навес.
– Илья! Нужно перенести лагерь!
Ткачев лежал на спине, раскинув в стороны руки. Пальцы сгибались и разгибались с такой быстротой, словно он играл на испанской гитаре, лицо походило на застывшую маску, лишь открытые глаза глядели куда-то сквозь полог, наблюдая за чем-то невидимым.
– Илья! – Пилот упал на колени, положил руку на плечо друга, потряс. – Илья, очнись!
Ученый не реагировал, у него был очередной припадок. Но сейчас не было времени приводить Ткачева в себя, безумный солдат мог нагрянуть в любой момент. Руслан действительно боялся его, он видел, на что тот способен.
Пилот выскочил под дождь, нашел сооруженную когда-то волокушу. Подтащил к шалашу, переложил на нее ученого. Поразился, насколько тот стал легче, почти невесомым. Схватился за обмотанные тряпкой ручки и, напрягшись, поволок импровизированные
