Прекр-р-расно!
— Пропадала так же, без объяснений и предупреждений? — повернулся ко мне Райан.
Я кивнула.
Прекр-р-расно!
Прекр-р-расно!
Прекр-р-расно!
На лицо Райана легла мрачная тень.
— Хорошо. Продиктуйте нам ее полное имя, и мы попробуем что-нибудь выяснить. Но особого внимания этому делу придавать пока, разумеется, не станем. Официального приказа мы все равно не получим, информации слишком мало. Мишель? — обратился он к Шарбонно.
Шарбонно кивнул. Мы обсудили еще некоторые моменты и разошлись.
Вновь и вновь вспоминая впоследствии об этом собрании, я все время терзала себя одним вопросом: смогла ли бы я изменить развитие дальнейших событий, если бы повела себя иначе?
Почему я не заявила об исчезновении подруги как о катастрофе? Испугалась змеиного взгляда Клоделя? Или же выработанное в процессе работы хладнокровие в который раз взяло во мне верх над человечностью и мое желание остаться профессионалом в глазах коллег оказалось сильнее, чем страх за Гэбби? Изменилось бы что-нибудь, если бы именно в тот день полиция прибегла к решительным мерам?
В тот вечер мне опять предстояло ужинать дома перед телевизором. Когда в микроволновке приготовилась моя еда, я вытащила поднос и развернула фольгу.
И на мгновение замерла, глядя на синтетический кусок мяса на синтетическом картофельном пюре и ощущая себя одинокой и беспредельно неудовлетворенной. Что ждет меня в ближайшие несколько часов? Еще один вечер с глупой комедией, котом и борьбой с демонами?
— Нет уж!
Я выбросила свой ужин в помойное ведро, отправилась в японский ресторан и заказала суши. Ко мне подсел какой-то коммерсант, мы разговорились о пустяках. Покончив с суши, я отделалась от собеседника и поспешила в кинотеатр на последний сеанс «Короля-льва». Было без двадцати одиннадцать, когда, покинув здание кинотеатра, я прогулочным шагом прошла на прилежащую улицу, опустевшую с уходом уличных торговцев. Маленькая пекарня бубликов, контейнер-холодильник с йогуртом, торговый фургончик «Японская кухня», защищенный раскладной решеткой, мясная лавка с развешанными за стеклом ножами разных форм и размеров — все это погрузилось в сон, попрощавшись до завтра с хозяевами и покупателями.
Мультфильм на несколько часов отвлек меня от мыслей об убийствах. Поющие гиены, африканские ритмы и романтичность молодого льва — это было как раз то, в чем я сейчас нуждалась.
Я пересекла Сен-Катрин и пошла к дому. Стояла жаркая влажная погода. Уличные фонари окружали мутные ореолы, над тротуарами висел густой туман, похожий на пар над горячей ванной, которую вынесли на мороз.
Как только я свернула к своей квартире, то сразу заметила конверт, укрепленный между металлическим шаром-ручкой на моей двери и деревянным косяком. В первое мгновение я подумала, что это записка от Уинстона: когда ему требовалось что-нибудь отремонтировать, он всегда предупреждал, что в такое-то время отключит электричество или газ.
«Но в подобных случаях Уинстон вешает объявление», — тут же возразила себе я.
Тогда от кого же письмо? От соседей, которым мешает мяуканье Верди? От Гэбби?
Нет. Письмо не от соседей и не от Гэбби. Это было вовсе и не письмо. В конверте я нашла две вещи. Теперь обе они лежали передо мной на столе, безмолвные и ужасающие. Я пялилась на них, чувствуя, как дрожат руки, слыша бешеный стук собственного сердца. Я понимала, чт
Пластиковая карта — удостоверение личности с именем, датой рождения и медицинско-страховым номером Гэбби, рельефно выделяющимися белыми знаками на красном фоне в левой половине. Вверху справа фотоизображение Гэбби — дреды торчат в разные стороны, в мочках ушей что-то блестит.
Небольшой квадрат — вырезка из крупномасштабной карты города. Названия на французском, цветовой код улиц и пространств, обозначенных зеленым цветом, до ужаса мне знакомы. Улица Бошан. Улица Шамплен. Нет, я не знала, что это за места. Может, передо мной кусок вовсе не монреальской карты. На карте не было ни одного названия, которое я бы узнала. Лишь единственный знак —
