Договорив последнее слово, он скрестил руки на груди, потупил взгляд и принялся раскачиваться с пятки на носок.
— Почему вы так решили? — спросила я.
— Собаки не бывают такими здоровенными.
Не закрывая рта, Хвостик принялся ощупывать языком место на верхней десне, где когда-то был зуб. Кончик языка в дырке между уцелевшими зубами напоминал копошащегося в земле червяка.
— Это все? — спросила я.
Червяк исчез.
— Что вы имеете в виду?
— Может, помимо костей, вы нашли еще что-нибудь? — уточнила я.
— Нет, но… — Хвостик развел руками, показывая размеры чего-то довольно крупного. — Там лежит большой полиэтиленовый пакет, а в нем мы увидели в костях… — Он повернул руки ладонями вверх, а предложение так и не закончил.
— Что? — спросила я, тревожась все сильнее и сильнее.
— Une ventouse, — быстро, растерянно и в то же время возбужденно произнес он.
Джил, судя по всему, был взволнован так же, как я. Теперь он опять смотрел по сторонам, но еще суетливее, чем прежде.
— Что, простите? — переспросила я, думая, что неправильно поняла последнее слово Хвостика.
— Une ventouse, — повторил тот. — Вантуз. Для ванной.
Он изобразил применение приспособления, о котором толковал: наклонился, обхватил ладонями воображаемую ручку, делая руками характерные движения. Сия маленькая пантомима была в данных обстоятельствах настолько неуместной, что подействовала на меня ужасающе.
— Проклятие, — пробормотал Джил по-французски, вновь опуская голову и уставясь в землю.
Я внимательно оглядела его, кое-что добавила к своим записям и убрала блокнот.
— Там сухо?
Мне жутко не хотелось без особой надобности облачаться в спецодежду и резиновые сапоги.
— Ага, — ответил Хвостик и повернулся к Джилу, ожидая, что тот подтвердит.
Но Джил даже не пошевельнулся.
— Ладно, — сказала я. — Показывайте дорогу.
Я очень надеялась, что выгляжу спокойной.
Хвостик зашагал по траве в сторону леска. Мы с Джилом последовали за ним.
Постепенно мы спустились в небольшой ров. Кусты и деревья на его дне росли густо. Я шла вслед за Хвостиком, углубляясь в самые заросли, принимала у него из рук крупные ветки, которые мужчина отгибал в сторону, и передавала их Джилу. Тонкие ветки хлестали по лицу, цеплялись за волосы.
Сильно пахло сырой землей, травой и перегнившими листьями. Солнечный свет, проникавший сюда неровными потоками сквозь кроны деревьев, покрывал землю причудливыми узорами, похожими на рассыпанные повсюду части пазлов. Косые лучи тут и там пробирались внутрь сквозь густую листву. В пространстве, залитом светом, в медленном танце кружили пылинки.
Перед моим лицом роились насекомые, я слышала их приглушенное жужжание. В ноги впивались колючки каких-то растений.
На самом дне рва Хвостик остановился, чтобы лучше сориентироваться, потом повернул налево. Я зашагала за ним: хлопала ладонями по пикирующим на меня комарам, отгибала ветки, щурилась, смотря по сторонам сквозь тучи мошкары. Одна букашка так и норовила сесть мне на глаз. По лицу стекали струйки пота, волосы повлажнели, а те пряди, что выбились из-под берета, прилипли ко лбу и шее. Но я не волновалась за свой внешний вид.
Когда до трупа оставалось ярдов пятнадцать, провожатый мне был уже не нужен. Я почувствовала дух смерти — еще слабый, смешанный с суглинистым запахом леса и теплого предвечернего солнца, однако ясный. Так смердит только разлагающееся тело. С каждым последующим шагом сладковатое зловоние, подобно стрекоту приближающейся цикады, становилось интенсивнее, а вскоре поглотило остальные запахи. Ароматы мха, перегноя, сосны и неба — ничего этого больше нельзя было различить. Чувствовалась лишь вонь гниющей плоти.
Джил остановился, решив, по-видимому, не смотреть на кошмарную находку во второй раз. Запаха было вполне достаточно. Молодой рабочий, прошагав вперед еще футов десять, повернулся ко мне, тоже остановился и без слов указал на бесформенное возвышение, частично покрытое листвой и почвой. Над ним кружила стая жужжащих мух.
Желудок свело. Внутренний голос навязчиво заталдычил: «Я же тебе говорила!» Страх нарастал ежесекундно. Я положила
