Брат Эдмунд шагнул ко мне словно для защиты, но я сама подошла к обвинителю почти вплотную.
— Я принесла обет служить Господу и предана Ему не меньше вас, — сказала я брату Тимоти. — И поверьте, я видела в мужчинах, исповедующих разные религии, такое коварство и такую слабость, каких не встречала ни в одной женщине.
Брат Тимоти бросился к ногам настоятеля.
— Умоляю тебя — не говори ей! — Бенедиктинский хабит соскользнул с одного плеча, и я увидела на его спине глубокие красные шрамы, некоторые были покрыты струпьями. Этот монах усмирял свою плоть плеткой с узлами на ремнях.
Настоятель Роджер поднял руку, призывая прекратить распри. Брат Тимоти поднялся на ноги. Настоятель вперился мне в лицо своими пронзительными зелеными глазами.
Дрожь пробрала меня под его взглядом, но я ничем не выдала себя.
Затем он закрыл глаза, губы его зашевелились в молитве.
— Настоятель, какова будет твоя воля? — взмолился брат Тимоти.
Настоятель открыл глаза и объявил:
— Мы отведем в тайник их обоих.
Брат Тимоти покорно склонил голову, хотя было видно, как мучительно для него это решение.
Еще несколько мгновений — и внезапно в темном туннеле открылась дверь. Я была потрясена: на бархате лежали предметы ослепительной красоты и великолепия. Длинный золотой меч, копье, украшенное драгоценными камнями распятие и кубок.
— Их прислал из Франции отец первого короля из династии Капетов? — зачарованно проговорил брат Эдмунд.
— Да, — подтвердил настоятель. — Эти реликвии он получил как прямой наследник Карла Великого. И прислал их в нашу страну, чтобы получить руку прекрасной сестры Этельстана, а также — что гораздо важнее — чтобы завоевать союзника, которого они называли английский Карл Великий.
Брат Эдмунд шагнул к мечу:
— Неужели это?..
— Да, меч императора Константина, первого христианского императора великой империи.
Брат Эдмунд благоговейно перекрестился.
В комнату вошли четыре монаха. Они встали у стены, бормоча молитвы.
Настоятель поприветствовал их и сказал нам:
— Сегодня первая часть разделения. Истинно верующие возьмут святыни из Мальмсбери и спрячут их по отдельности.
Настоятель открыл небольшой сундучок и извлек оттуда пергамент, на котором было написано всего несколько предложений. По цвету пергамента и его хрупкости я поняла, что он очень древний.
— Пора вам услышать это, — сказал настоятель.
Наконец-то мы с братом Эдмундом узнаем тайну. Сердце мое колотилось так громко, что я боялась, как бы его стук не услышали остальные. Но все мое внимание было приковано к настоятелю Роджеру.
Тот прочел вслух:
— «Венец Христа носил Этельстан. Если ты королевской крови и душа твоя чиста, надень корону и правь этой землей. Достойного ждет победа. Самозванца — смерть».
— Это было провозглашено Этельстаном? — спросил брат Эдмунд.
Настоятель кивнул.
Мысли мои метались — я впитывала слова, написанные на пергаменте.
— Но что делает человека достаточно чистым или достаточно достойным? — спросила я.
Настоятель в ответ только покачал головой:
— Этого никто не знает.
— И если он окажется достойным и наденет корону, то станет непобедимым? Никто и ничто не в силах будет его одолеть?
В комнате повисло напряженное молчание.
— Считается, что так, — наконец сказал настоятель.
— Неужели это и в самом деле тот терновый венец, что был на Христе? — прошептал брат Эдмунд.
Настоятель перекрестился, остальные последовали его примеру.
— Корона, подаренная королю, имела дюжину шипов, вставленных в кристаллы, и утверждали, будто это шипы из того тернового венца, который был на голове Христа на Голгофе. Прежде чем надеть ее перед сражением под Брунанбургом, Этельстан отправился к архиепископу Кентерберийскому, и тот благословил корону. Перед смертью король в числе других драгоценных реликвий
