Настоятельница твердо сказала:
— Епископ Гардинер, для меня большая часть провести вас в монастырь. Вы многое сможете увидеть. Но сначала мы должны попрощаться с сестрой Джоанной и ее спутниками. Им предстоит долгое путешествие в Стаффордский замок.
Епископ смерил ее взглядом и поинтересовался:
— А где похоронен брат Ричард?
— На холме к западу отсюда есть кладбище. Между монастырем и заброшенным лепрозорием, — ответила она.
— Я прогуляюсь туда, — сказал он. — А сестра Джоанна меня проводит.
— Позвольте мне тоже сопровождать вас, епископ, — предложил брат Эдмунд.
— Нет, брат, в этом нет необходимости, — безапелляционно заявил Гардинер. — Сестра Джоанна некоторое время вполне сможет обойтись и без вас.
Губы брата Эдмунда дрогнули. Я опустила на землю Артура и прошептала сестре Винифред:
— Присмотрите за моим племянником.
Потом я повернулась к епископу Винчестерскому и повела его к могилам.
Мы шли молча. Пока мы не завернули за угол монастыря, я чувствовала на себе взгляды сестер — испуганные, недоумевающие, откровенно любопытные: как-никак в Дартфорд приехал знаменитый епископ.
Когда мы подошли к могиле брата Ричарда, Гардинер опустился на колени и прочитал молитву. Я свернула к могиле отца — я навещала ее накануне и оставила там несколько свечей. «Сожалеет ли епископ хоть немного о том, что он сделал со всеми нами?» — спрашивала я себя.
Гардинер закончил молитву и поднялся:
— Сестра Джоанна, я хочу, чтобы вы знали: я прощаю вас за то, что вы не оправдали моих ожиданий.
Я не могла поверить своим ушам.
— За то, что… не оправдала… ваших ожиданий? — с трудом произнесла я.
— Дартфорд будет закрыт наряду с Сионом, Гластонбери и остальными великими монастырями, — резко сказал он. — Все будет порушено, разделено, уничтожено прихлебателями Кромвеля. Девятьсот лет духовной красоты и самоотверженности — все пойдет прахом. Храмы молитвы и учености, цивилизации и неизмеримой благодати, гордость Англии, — все будет разорено и передано в королевскую казну.
На мгновение его взгляд встретился с моим, и я увидела в его глазах искреннюю боль, раскаяние и сожаление.
Епископ проговорил чуть хрипло:
— Если бы нам удалось раздобыть корону Этельстана, все это можно было бы предотвратить. — Он показал на могилы моего отца и брата Ричарда. — Разве это не стоило некоторых жертв и страданий?
Его слова так разозлили меня, что я не сдержалась — с моего языка сорвался вопрос, который мучил меня со времени посещения Мальмсбери:
— И что бы вы сделали, если бы мне удалось найти для вас корону? Воспользовались бы ей как оружием в борьбе с Кромвелем? Или попридержали бы для других целей?
Он уставился на меня. На шее у него нервно пульсировала жилка. Наконец епископ сказал:
— Проводите меня в лепрозорий.
Слезы бессильной ярости стекали по моим щекам. Я прошла через рощицу, наполнявшуюся весенними запахами, и начала спускаться по склону. Епископ шел следом.
Я остановилась в ожидании у открытой двери заброшенного лепрозория. Яркие пятна желтых и белых цветов контрастировали с облупленной серой стеной фасада, где под выломанным окном я оставляла письма.
Епископ медлил, стоя перед руинами. Казалось, он не хочет заходить внутрь.
— Я вот думаю, — сказал он, — будут ли люди через много лет приходить на развалины наших монастырей и размышлять о тех, кто жил в этих стенах.
Я вздрогнула: он словно прочитал мои мысли.
Гардинер подошел ко мне, глаза его светились фанатичной решимостью.
— Сестра Джоанна, леди Мария прониклась к вам искренней любовью. Она в письмах ко мне и ко всем другим непременно упоминает про вас. Это будет непросто, но мы сумеем сделать вас придворной дамой, и тогда вы сможете приносить всем нам большую пользу. Но первым делом вам придется выйти замуж. У меня есть для вас несколько кандидатов, которым вполне можно доверять.
— Нет, ни за что! Замолчите! — воскликнула я, заткнув уши руками.
