— Сэр Уильям говорит, что вас ждут в комнате лейтенанта, миледи, — пробормотала она.
— Прекрасно. — Моя собеседница с чопорным видом встала. — Приготовь ее, Бесс.
Леди Кингстон направилась к выходу, а я прикусила губу. К чему это, интересно, они собрались меня готовить? По мере того как стирались последние картины моего странного сна, в душу закрадывался леденящий ужас.
Как только дверь за леди Кингстон закрылась, Бесс схватила меня за руку:
— Только ничего ей не говорите. Умоляю вас.
Я внимательнее рассмотрела служанку. Ей было лет тридцать. Глубокие оспины на щеках и подбородке означали, что болезнь чуть не убила ее. Но больше всего меня поразили глаза Бесс. Они светились, они сияли, в них даже вспыхивали искорки. Мое присутствие, казалось, крайне воодушевило женщину.
— А в чем дело? — спросила я, пытаясь вырвать руку из ее липкой хватки.
— Она шпионит для сэра Уильяма. — Слова срывались с губ служанки в лихорадочной спешке. — Они специально так делают: леди Кингстон успокаивает узниц, кормит их, задает вопросы — с виду вроде бы совсем невинные, — но все, буквально каждое слово, записывает для своего мужа. А тот потом передает все это Кромвелю.
— Ну, это меня не удивляет, — ответила я.
— Слышали бы вы, как эта женщина разговаривала с королевой Анной. Бедняжка сошла здесь с ума, когда король отправил ее в тюрьму. Она сперва кричала, плакала, а потом вдруг начала смеяться. Ну просто заходилась от смеха и никак не могла остановиться. Леди Кингстон дни и ночи напролет сидела с королевой, успокаивала ее и записывала каждое слово. Говорят, что все это было использовано против нее на процессе.
Я спустила ноги с тюфяка, освободилась из хватки Бесс и заявила:
— Никогда не говорите мне об Анне Болейн. — Я хотела отодвинуться от служанки и ударилась головой о какое-то огромное кольцо, непонятно зачем вделанное в стену.
— Что это? — спросила я, потирая ушибленное место.
— К этому кольцу раньше пристегивали слоновью цепь, — улыбнулась Бесс.
— Что пристегивали? — изумилась я.
— Цепь, на которой держали слона.
Я покачала головой и отодвинулась от служанки еще дальше:
— Похоже, это вы сошли с ума, милочка.
— Да нет же, — живо возразила она. — Я вам говорю чистую правду. Это ведь не Великий Тауэр. Сюда, вообще-то, не сажают бунтовщиков с Севера или каких-нибудь других заключенных. Просто сэр Уильям не знал, куда вас поместить, вот и отправил в Западный Тауэр. Это зверинец.
— Что?
— Вы разве не слышали про королевский зверинец? Здесь держали слона, которого Людовик Французский подарил Генриху Третьему. В зверинце был один-единственный слон, который потом сдох. Но король очень гордился подарком и построил специально для слона это помещение.
Скорее всего, Бесс говорила правду.
— Здесь впоследствии содержались узницы, — продолжала она. — Может, поэтому вас и поместили сюда. Когда королю Эдуарду Первому понадобились деньги для ведения войны, в Тауэр посадили еврейских женщин, и их отцам или мужьям приходилось платить за них выкуп. Если те не могли принести достаточно денег, жидовок морили голодом, и они умирали.
— Это страшный грех, — возмутилась я.
— Но они же были нехристи, — искренне удивилась служанка. — И к тому же приехали в Англию неизвестно откуда.
Бесс принадлежала к той разновидности англичанок, которых больше всего ненавидела моя испанка-мать.
Снаружи донеслись громкие мужские голоса. Бесс кинула взгляд на окно, потом снова посмотрела на меня.
— Не сомневайтесь в моей преданности, госпожа! Я верую по-старому, как и вы, — взволнованно сказала она. — Вы слуга Христова, и я буду помогать вам, чем могу. — Тут она принялась снимать с толстой шеи изящную цепочку. — Я должна показать вам кое-что.
— Вы ничего не должны мне показывать.
Но служанка уже сняла цепочку и открыла висевший на ней медальон.
— Вы только взгляните. — От волнения у нее перехватило дыхание.
Я посмотрела на прядку темно-каштановых волос.
