Шульц перевязывает раненую руку неловко накладывая
бинт, кровь выступает на повязке, подхожу и помогаю
ему. — Почему не поехал в госпиталь? — спрашиваю его.
— Как вас тут одних оставить, кто за вами приглядывать
будет, — отвечает он морщась от боли, осколок пробил ему
предплечье, к счастью кость не задета. Зная что спорить с
ним бесполезно оставляю его. Очень много раненых оста-
лись, не поехав в санчасть, и это плохо, раны в любом слу-
чае загноятся, одного энтузиазма и злости мало, мелкие ра-
ны на фронте не менее опасны. Грязь, копоть, пот, все это
заканчивается запахом гниющих ран и гангреной.
Надменная и бескомпромиссная ночь чем-то похожа на
смерть, такая же черная, внезапная и неотвратимая, она так
же закрывает тебе глаза. Ночь дарит сны, спроси ее и она
ответит, смерть дарит вечность забирая все остальное, она
закрывает тебе глаза и ее холодная рука сжимает твое серд-
це пока оно не замерзает и не перестает биться. Смерть не
отвечает на вопросы, но ведь это тоже ответ. Жизнь наивна,
она не знает что будет потом, только смерть знает все напе-
ред, и она не ошибается... Я снова и снова возвращаюсь к
мыслям о Саре, к своим воспоминаниям о ней, она была
музыкой в моей жизни, потрясающей нежной мелодией на-
полняющей душу трепетным восторгом и вдруг тишина,
всепоглощающая, оглушающая и пугающая своим безраз-
