потрясения. Я вошел в полуразрушенное здание, с потолка
свисали оторванные деревянные балки, вырванные взрывом
двери висели на одной петле, пол был усыпан стеклом и
кусками кирпича.Раненая фрау лежала на солдатской
шинели, глаза ее были закрыты, тонкие губы плотно сжаты,
бледное лицо ее хранило печать болезненных мук. Я достал
упаковку бинта отложив оружие, я осторожно развернул
пропитанный кровью платок, он присох к ране и пришлось
отрывать. Она застонала от боли, я достал последний шприц
с морфием и вколол ей в ногу. Девочка двумя ручонками
сжимала ей кисть руки и с надеждой смотрела на меня,
морфий подействовал, фрау задышала ровнее, обработав
рану вокруг йодом, я перевязал ногу бинтом, оставшийся
бинт я отдал девочке. — У вас есть что-нибудь покушать, —
спросила она. Я открыл вещмешок надеясь найти что
нибудь, на дне среди автоматных дисков, обнаружил
американскую консерву которую с удовольствием отдал
девочке. Открыв прежде, ложку я тоже ей отдал. За окном
взорвался снаряд, девочка бросилась к раненой фрау и
накрыла ее своим тщедушным тельцем, меня безумно
растрогало такое самопожертвование. Дым и пыль улеглись,
за стеной послышались крики на русском языке, я схватил
автомат но расслабился лишь после того как топот ног утих.
461