М. ГОРБАЧЕВ: Все-таки перестройку.
В. ПОЗНЕР: О чем вы больше всего сожалеете?
М. ГОРБАЧЕВ: О том, что не удалось довести перестройку до конца.
В. ПОЗНЕР: Что вы считаете своей главной слабостью?
М. ГОРБАЧЕВ: Я все-таки демократ. И это во мне сидит, это внутреннее ощущение, а не просто болтовня — мол, я демократ. В ходе перестройки мое кредо было — без крови, с уважением к людям. Я не могу хамить людям.
В. ПОЗНЕР: Какое слово вы больше всего не любите? Есть такое?
М. ГОРБАЧЕВ: Да нет, все слова хорошие. Вопрос в том, когда их применять. Ведь даже послать дальше тоже можно уместно.
В. ПОЗНЕР: С какой исторической личностью вы себя больше всего отождествляете? Есть такая личность?
М. ГОРБАЧЕВ: Нет. У меня спрашивают: «Кто оказал на вас самое большое влияние?» Ну да, Плеханов, еще я защищаю Ленина — у меня есть на этот счет своя позиция, это великий человек. Но знаете, если говорить о том, кто оказал, то главное влияние на меня оказала все-таки русская литература.
В. ПОЗНЕР: А есть ли такой герой в русской литературе, который вам ближе всего?
М. ГОРБАЧЕВ: Много.
В. ПОЗНЕР: Каким человеческим качеством вы дорожите больше всего?
М. ГОРБАЧЕВ: Способностью оставаться всегда в контакте, иметь возможность обсуждать, доверять друг другу. Одним словом — дружбой. Я даже ставлю ее выше любви.
В. ПОЗНЕР: Каким представляется вам самое тяжелое горе?
М. ГОРБАЧЕВ: Наверное, это потеря близких. Когда я сейчас думаю, что все умерли — даже те, кто моложе меня, а я живу.
В. ПОЗНЕР: Когда-нибудь и с вами это произойдет, и вы окажетесь перед Господом Богом. Что вы ему скажете?
М. ГОРБАЧЕВ: Есть такой анекдот. Тэтчер, Колль и Буш летят на самолете. Самолет падает, они предстают перед Господом Богом. Он говорит: «Вам надо решить, куда кого направить». Буш говорит: «Как ты решишь, Господи, так и будет правильно. Во время войны меня сбили японцы, весь экипаж погиб, я остался жив. Я знаю, что это твоя воля, и я благодарю тебя за все, что ты мне дал». Колль: «У меня такая семья, мы верующие. И я благодарю тебя, Господи, что ты помог мне с Горбачевым и Бушем объединить Германию». Бог одного справа посадил, другого слева. Спрашивает: «Что скажешь ты, дочь моя, Маргарет?» Ответ госпожи Тэтчер: «Во-первых, я не твоя дочь. И, во-вторых, ты сидишь на моем месте». Я атеист. И потому воспользовался этим анекдотом, чтобы занять время, которое вы отвели на ответ.
В. ПОЗНЕР: Главным событием прошлой недели стал, безусловно, террористический акт в Мумбай. О нем говорилось во всех СМИ — международных, российских, каких угодно. Но я заметил с некоторым огорчением, что определенная часть наших граждан отнеслась к произошедшему, как к чему-то, в общем, далекому от них — мол, это произошло там. Да, конечно, очень жалко этих людей, но нас это не очень-то касается — такой был высказан взгляд и людьми вполне интеллигентными, я бы даже сказал продвинутыми, либеральными, демократических взглядов. И, размышляя над этим, я вспомнил слова моего любимого английского поэта Джона Дана. Он жил в первой четверти семнадцатого века, в молодости был повесой, драчуном, бегал за женщинами, хулиганил, и писал совершенно гениальные стихи. Потом он остепенился, ушел в религию, стал известным священником и начал писать проповеди и так называемые медитации. Так вот в семнадцатой медитации он сказал следующее: «Человек — не остров, сам по себе завершенный. Каждый человек — часть материка, часть суши. Если морем смоет комок, Европа становится меньше. Точно так же, как если бы смыло мыс. Точно так же, как если это случилось бы с домом твоего друга или твоим собственным домом. От смерти любого человека я убываю, потому что я — часть человечества. И поэтому никогда не посылаю узнавать, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе».
