становился телевизионным ведущим, заодно и диктором, заодно и редактором, заодно и монтажером, заодно и шофером.
В. ПОЗНЕР: И совсем за другие деньги. Все-таки там больше платили, чем за разнос пиццы?
A. ГОРДОН: Не совсем за другие. Триста долларов в неделю — согласитесь, это не предел мечтаний.
B. ПОЗНЕР: Маловато. Нет, в Нью-Йорке это совсем плохо. Шесть лет тому назад вы сказали, что ваша программа «для тех, кто брезгует телевидением. Брезгует из-за его неуважения к зрителю, из-за того, что ТВ держит его за дурака». Какая это была программа?
А. ГОРДОН: Она носила столь же скромное название, как и ваша, — «Гордон» и выходила на другом канале. Жила, которую там удалось нащупать, — это тоже случай. Меняющееся руководство канала вызвало меня и на освободившееся после Димы Диброва время и пространство предложило сделать программу, дав при этом карт-бланш. В результате появился очень странный формат, в котором я чувствовал себя достаточно хорошо и уверенно, но который сначала, на выходе вызывал у людей либо недоумение, либо раздражение. Потом свыклись. И действительно, это было телевидение для тех, кто брезгует телевидением, — мне удалось привлечь к этой программе аудиторию, никогда телевизор не включавшую. Сарафанное радио передавало о том, что есть, оказывается, такое телевизионное пространство. И телевизор стали смотреть те люди, которые прежде этого не делали. Грешен.
В. ПОЗНЕР: Но вы понимаете, что телевидение зарабатывает деньги так же, как и вы, и, вероятно, у такой программы — я ее смотрел и очень хорошо помню — аудитория минимальная. Как вы считаете, телевидение все-таки должно иметь подобные программы? Пусть поздно, но все-таки?
A. ГОРДОН: Один канал отличается от другого «лица необщим выраженьем». Должен отличаться, по крайней мере. Есть такое представление, созревшее в последнее время, — мы называем его имиджем. Старое слово — «образ». У канала должен быть некий образ. Это, кстати, работает и для привлечения рекламной аудитории. Так вот, я думаю, что часть времени любой канал должен, обязан жертвовать на программы, которые, может быть, и не соберут рекордной аудитории, но создадут ему некий неповторимый образ. И я рад, что Первый канал, несмотря на то, что он Первый, иногда экспериментирует в этом направлении.
B. ПОЗНЕР: Это правда. Почему вы уехали в Америку? Вам было двадцать пять лет тогда — взрослый человек.
А. ГОРДОН: Ну, как взрослый? Я был достаточно инфантильным, у меня родился ребенок, девочке было полтора года. Я окончил театральное училище имени Щукина с полным убеждением, что театр меня отвратил, и актером я никогда не стану. То есть я оказался с маленьким ребенком на руках без работы и без профессии, но с изрядной долей авантюризма в крови. А в то время пошла эпидемия отъездов, и достаточно большое количество моих дальних и не очень родственников оказалось там. Я последовал их примеру.
В. ПОЗНЕР: Это была прямая миграция в Штаты?
А. ГОРДОН: Через Вену, Рим — как обычно тогда.
В. ПОЗНЕР: Сколько вы там проработали, прожили?
А. ГОРДОН: Семь с половиной лет.
В. ПОЗНЕР: Не особенно удачно, если речь шла о трех сотнях долларов в неделю?
А. ГОРДОН: Нет, триста долларов — я с этого начинал. А в конце события развивались иначе: я поссорился с руководством канала и после трех дней отчаяния на берегу прудика в Коннектикуте, где ловил карпов, потому что ничем другим заниматься не хотел, получил предложение от другого русскоязычного канала на втрое большую сумму. Он располагался уже в Нью-Джерси, в городе Форт-Ли. Потом я вел оттуда программу, которая продавалась здесь, в России, — «Нью-Йорк, Нью-Йорк». И это давало уже очень приличный заработок. Можно было мечтать о домике в Коннектикуте. Но к тому моменту я понял, что эта страна — хороша она или плоха — живет совершенно другими представлениями и в другом ритме, с другими убеждениями, чем я. И как только появилась возможность вернуться не на пустое место, а уже ведущим телевизионных программ на канал, который тогда существовал (ТВ-6, держал его Эдуард Михайлович Сагалаев), я вернулся.
В. ПОЗНЕР: Вы стали гражданином США?
А. ГОРДОН: Да. И остаюсь.
В. ПОЗНЕР: Цитирую вас: «Знаю людей, которые абсолютно счастливы в Америке, но большинство начинает все-таки задавать себе вопрос: «А на хрена я уехал? Зачем это было нужно? Чтобы что?» Мне снятся кошмары о том, что я снова в Америке». Это преувеличение или нет?
А. ГОРДОН: Нет. Я достаточно хорошо изучил аудиторию, которая у меня была там. Назовем ее условно «Брайтон Бич» — то есть это люди среднего и старшего возраста, которые поддались, может быть, не тем настроениям, что я, не обладали известной долей авантюризма, но уезжали за лучшей жизнью. И через год-два-три-четыре, некоторые даже по прошествии более долгого срока, стали действительно задавать себе подобные вопросы, особенно когда здесь начались изменения к лучшему. И находили оправдание всегда только в одном ответе: ради детей. Теперь я вижу, как их дети в достаточно большом количестве возвращаются в Россию. Сначала
