похоже.
— Двое, — внезапно охрипшим голосом ответил Краснов. — Двое их там. Тот, что слева лежит, Коля Балакин, справа — Сашка Сидорцев. Мехвод мой да стрелок-радист. Сам и хоронил.
— А вы это… — Александр осторожно покрутил рукой возле виска. — Не того? Вам лет сорок, как
— Ты не поймешь, — покачал головой Василий. — Лопатку лучше дай. Я сам раскопаю.
— Не положено. Вы в поиске человек новый, если на ВОП наткнетесь…
— Нет там никаких ВОПов! — внезапно рявкнул Краснов. — Патроны разве что, карманы Димка мужикам, извини, не выворачивал! Лопату давай!
— Что за бред?! — окончательно не выдержал поисковик. — Нет, я понимаю, что меня про вас очень серьезно
Вместо ответа Василий молча обернулся, встретившись с парнем взглядом. Спустя несколько секунд тот первым отвел глаза, без слов протянув малую пехотную лопатку, почти не изменившуюся за десятки прошедших с войны лет. Такая была у него на войне… и подобная же, разве что без обжимного кольца и неклепаная, входила в состав обязательной снаряги в Афгане.
— Да ладно, копайте. Это я так, — и смущенно отступил в сторону, вытягивая из кармана камуфляжа помятую пачку сигарет.
Опустившись на колени, танкист аккуратно взрезал штыком дерн, откинув в сторону. Еще раз, и еще. Сделал несколько решительных движений лопатой. Грамотно заточенная «пехотка» взрезала землю, словно нож — теплое масло. Армия всегда одинакова, и эти безусые пацаны-поисковики — тоже армия. Да, именно армия! Пусть не воевавшая — но воюющая. Всегда воюющая; сражающаяся от Вахты до Вахты; до тех самых пор, пока не будет найден и захоронен последний солдат той Великой Войны. А поскольку это вряд ли возможно найти их всех, то и бой их вечен. И потому никто не знает, когда на самом деле закончится та Война. Может быть, и никогда. Пока живо человечество, пока жива Память…
Зашуршала прошлогодняя листва, и рядом опустилась на корточки Соня:
— Вась, ты как? Ты это, не переживай сильно, милый, ладно?
— Сонь, да нормально все. Ты иди, посиди где-нибудь в сторонке, в тенечке, тебе ж вредно волноваться. Ну, то есть вам с малышом. Иди, ладно?
— Хорошо, — девушка послушно поднялась на ноги. — Я там, на поляне, буду. Работай.
И ушла, не произнеся больше ни слова.
А бывший танкист все рубил и рубил отточенной сталью слежавшийся за прошедшие десятилетия грунт. Наконец штык с глухим, каким-то крайне
— Кость, — мгновенно среагировал топчущийся рядом Гулькин, отбросив подальше недокуренную сигарету. — Стопудово, кость. Может, дальше все же я? Вы не обижайтесь, пожалуйста, но у меня лучше получится.
— Сейчас. — Краснов передал поисковику лопатку и склонился над раскопом. Торопливо, едва не ломая ногти, разрыл голыми руками землю, почти сразу же наткнувшись пальцами на истлевший, крошащийся от прикосновений танкошлем. Еще несколько движений, и обнажился череп — с забитыми землей глазницами, темно-желтый, отчего-то повернутый на бок и без нижней челюсти, видимо, смещенной куда-то корнями близлежащего дерева.
Танкист тяжело сел на землю, машинально отер грязные руки о штанины камуфляжного костюма:
— Вот и свиделись, земляк. Привет тебе с родной Одессы. Я ж обещал, что вернусь? Вот и вернулся. А Димка Захаров мне в этом помог, так что и от него привет. Хотя вы, наверное, с ним уже и так встретились…
На плечо легла чья-то рука. Повернув голову, Василий увидел поисковика, протягивающего ему дымящуюся сигарету:
— Вы, это, покурите пока, хорошо? Я уж тут сам.
И взглянув в его лицо как-то уж совсем странно, тихонько добавил:
— Простите меня, ладно? Десять лет на копе, всякого повидал, но такого… не обижайтесь. Вы их и вправду знаете?
— Да, — Краснов затянулся и выпустил дым. — Если не веришь, то копай дальше. Там найдешь флягу, на ней выцарапаны инициалы и бортномер танка. Те самые, что я называл. Я их сам и нацарапал семьдесят лет назад. Ну, то есть Димка, но сейчас это неважно. Николай Балакин, механик-водитель, бывший рабочий Одесского завода имени Январского восстания. Пропал без вести весной сорок третьего. Рядом — стрелок-радист Александр Сидорцев, студент политеха, родом откуда-то из Сибири. Пропал без вести
