перечень препаратов индивидуальной аптечки Советской Армии по нормативам 1985 года? Или, или, или… Этих самых «или» оказалось много, на все полтора часа разговора. Некоторые вопросы оказались достаточно личными, касались бывшей жены, одноклассниц или отношений с родителями, и, отвечая, танкист отводил взгляд и краснел.
В итоге устали все, и испытуемый, и испытатели. Но на вопросы Васька ответил четко — не на все, конечно, многое подзабыл и сам Захаров, особенно, если некие события пришлись на то время, когда ушла жена и он всерьез пристрастился к алкоголю, но на большинство ответил. Помогала память десантника… впрочем, говорить подобным образом было не слишком верно, ведь теперь прошлое Димки навсегда стало частичкой его собственной памяти. Что будет дальше, мамлей прекрасно понимал: ответы станут сравнивать с данными из его личного дела, многократно проверяя и перепроверяя. И правильно, на то госбезопасность и существует. Но попотеть ребятам полковника Геманова теперь определенно придется, одних только свидетелей скольких нужно будет опросить!..
Вернувшись к себе, Василий принял душ, с вялым интересом убедившись, что шрамы, и пулевые на руке и теле, и оставленный крошечным камушком на виске, практически полностью исчезли. Да и седины в волосах стало еще меньше. Похоже, он и вправду молодеет… ну, то есть не он, а доставшееся ему тело. Впрочем, на то, чтобы удивляться, уже не оставалось никаких сил, и лейтенант, рухнув на кровать, мгновенно уснул. Последней мыслью было то, что послезавтра утром прилетает Соня. Его Соня. Любимая. Невеста. Да, теперь-то уж точно невеста, которую он все-таки не предал!
Краснов улыбнулся во сне и отрубился до утра…
ГЛАВА 12
А вообще в госпитале оказалось на удивление неплохо. Наверное, попади туда десантник на месяц-полтора раньше или, тем более, в июле — впечатление оказалось бы совершенно противоположным. И лежать бы пришлось в лучшем случае в коридоре, если вовсе не в одной из разбитых во дворе палаток. Но сейчас, благодаря той самой оперативной паузе, раненых было относительно немного… по фронтовым меркам, разумеется.
Лежал Дмитрий в самой настоящей палате на четверых, что считалось если и не шиком, то уж точно большой удачей. Высокий потолок, выкрашенные светло-зеленой масляной краской стены, распахнутое по причине теплой погоды двухстворчатое окно и даже тумбочка возле каждой койки. Вместе с Захаровым в помещении находились двое выздоравливающих и один тяжелый. К выздоравливающим относился «ходячий» танкист с изуродованным ярко-розовыми шрамами лицом и кистями и летчик-истребитель со сломанными при аварийной посадке голенями, сейчас уже практически сросшимися, но пока не позволявшими самостоятельно передвигаться.
Тяжелым был подорвавшийся на немецком фугасе немолодой сапер, лишившийся обеих ног и трех пальцев на левой руке — после освобождения весной одного из поселков разминировал школьное здание, где перед тем находился немецкий штаб, и напоролся на оставленный фрицами «сюрприз».
Четвертым обитателем палаты оказался сам Захаров, пока тоже числящийся среди тяжелых, правда, с более-менее оптимистично звучащей припиской «состояние стабильное, с положительной динамикой». В том бою десантник не только получил очередную в своей (и Васькиной) жизни контузию, на сей раз тяжелую, но и оскольчатый перелом левой ключицы, перебитой немецкой пулей.
Как он попал в госпиталь, Дмитрий даже понятия не имел. Нет, понятно, конечно, что не сам пришел, а разведчики дотащили, но никаких подробностей в памяти не отложилось. Последнее, что он запомнил, — обшарпанный корпус проклятой «колотушки», скатывающейся от его толчка в яму под корнями, и жуткую боль в перебитой ключице. И — все. Дальше только темнота и тишина, где не было ничего, даже боли.
В себя десантник пришел уже в госпитале почти месяц спустя. Угу, именно месяц — когда узнал, сначала не поверил. И не верил, пока календарь не показали. Тяжелейшая контузия, перешедшая в трех с лишним недельную потерю сознания, практически кому. Просто чудо, что еще ни слух, ни зрение не потерял, да заикаться и под себя ходить не начал. Хотя насколько он помнил азы медицины — из того, своего времени — последствия еще вполне могли проявиться в будущем, вплоть до психических расстройств или паралича. Не дай бог, конечно, но мозг — штука тонкая, и ему не слишком нравится, когда в паре метров от башки гранаты взрываются.
