сдержанно. В своем нынешнем состоянии грозный берсерк был не опаснее годовалого теленка.
Вот когда Свартхёвди поправится, мне придется внимательно следить, чтобы взаимная неприязнь этих двоих не привела к нехорошему.
Впрочем, оказавшись на палубе, любой викинг автоматически становился вежливым и деликатным. Со своими.
Медвежонок не стал обзывать ирландца нехорошими словами. Он лишь напомнил, что неподалеку от святилища находится самый крупный в окрестностях постоянно действующий рынок рабов. И Рагнара там не очень-то боятся, потому что тамошний конунг – родич жены Рагнара Аслауг…
Короче, если бы решал он, Свартхёвди, то мы бы уже не болтали попусту, а полным ходом шли в Фюну.
– Оденсе! – решил я.
И драккар взрезал воду Роскилле-фьорда.
– Скажи мне, братец, что ты думаешь по поводу гибели Хрёрека? – задал я Медвежонку второй вопрос, который не давал мне покоя. Первый, естественно, был о Гудрун…
– Думаю, Хрёреку Соколу не стоило ссориться с Сигурдом, – буркнул Свартхёвди.
– Он вступился за своих, – напомнил я. – Сигурд обидел его родичей.
– Вот и сказал бы об этом Сигурду. Уверен: Змееглазый дал бы ему что-нибудь, чтобы загладить обиду. Сигурд Рагнарсон – не худший из братьев. И не жаден. Ты ведь знаешь: он заплатил выкуп за убийство отца Скиди, Одды-хёвдинга, хотя убил его не в поединке, а во время игры в мяч.
Да, я слышал эту историю. Сигурд заплатил – и щедро. Правда, в то время ему было лет шестнадцать.
– Так что не за своих родичей вступился Хрёрек, а встал на сторону Харека-конунга, который сам знаешь как относится к Рагнару и его сыновьям. Харек-конунг Сигурду не по зубам, а вот Хрёрек Сокол – другое дело. Вот Рагнарсон и отомстил.
– А мы? – спросил я.
– Что – мы? – не понял Свартхёвди.
– Мы же с тобой вроде как из его хирда. Получается, мы должны отомстить за нашего конунга?
Медвежонок расхохотался… И тут же скривился от боли.
– Ульф, – прошипел он сквозь зубы. – Думай, что говоришь. У тебя – свой хирд…
– Был! – перебил я.
– Был или нет, неважно. Но ты ушел от Хрёрека. И я тоже. Из всех нас только Ове Толстый состоял с Хрёреком в кровном родстве. Мы – нет. И конунг над нами не Хрёрек, а Рагнар. Следовательно, в этом споре ты должен был встать не на сторону Хрёрека, а на сторону Сигурда Змееглазого. Забудь о Хрёреке. Нам нет до него дела.
– Можно я задам тебе один вопрос?
– Да хоть сто, – разрешил Медвежонок.
– Как ты, сёлундец, попал в хирд Хрёрека?
– Так вышло. Его драккар пришел в Роскилле семь зим назад. А я был тогда мальчишкой, который искал, в какой сапог сунуть ногу[4]. Мне понравился сокол, нарисованный на парусе Хрёрекова драккара. И сам он тоже понравился. Грозный. А Хрёрек, как оказалось, слыхал о моем отце. И о моем деде Хальфдане. Он спросил: не берсерк ли я? Узнал, что нет, и принял в хирд. Примерно так же, как и тебя. Только я сразу стал дренгом.
– Сразу – дренгом?
Медвежонок ухмыльнулся.
– Нет, сначала он велел меня проверить. Проверить, насколько я хорош. И проверял меня не увалень Стюрмир, а сам Ульфхам Треска.
– И что?
– Как что? Ульфхам меня побил, конечно. Но я тоже достал его пару раз, так что Треска решил, что я – подходящий. Но ты не обижайся, брат, что тебе достался Стюрмир. Я был при оружии и намного моложе, чем ты. А еще Хрёрек знал, какого я рода. Что же до тебя, то я считаю: Хрёрек отнесся к тебе неплохо. Будь я на его месте, то вообще не принял бы в хирд чужака, о котором ничего не знаю. Вдобавок в таких лохмотьях, которые рабу-свинопасу надеть стыдно. Так что глупо тебе держать на него обиду, тем более теперь, когда он мертв.
– Я и не держу, – пробормотал я. – А ты тоже считаешь, что он мертв?
– Восемь кораблей, брат! Восемь – против трех! Тут всё ясно даже твоему мальчишке Виги. Не думай об этом. Мстить за Хрёрека – это не твой гейс.
