Так что он закрыл рот, развернулся (сконцы его пропустили) и двинулся к лошадям. За ярлом последовали и его люди.
Ничего. Он еще вернется. И тогда посмотрим, на чьей стороне сила.
– Он действительно здешний ярл? – спросил Тьёдар Певец.
– Да.
– Настоящий или как наш Прыщик?
– Настоящий, насколько я знаю. Хоть и молод, но хорош в бою, и точно не глупее своего отца. Люди его уважают, и правитель фюлька Согн тоже его поддерживает.
– В таком случае я скажу так: зря ты его отпустил. Он вернется.
– Может, и так, – задумчиво проговорил Лейф. – Но убить его я не мог. Он мой родич. Мать моей матери была двоюродной сестрой его прабабки.
– Считаешь, что это его остановит? – с сомнением проговорил Тьёдар.
– Его – может, и нет, но если я его убью, то главным станет его наставник Кетильгрим, с которым у меня давняя нелюбовь.
Певец хмыкнул, потом спросил:
– Скажи, сколько у молодого ярла кораблей?
– У его отца было два. Тот, что теперь наш, омыли кровью[24] прошлой весной.
– То есть сейчас – ни одного?
– Насколько мне известно, так и есть.
– Тогда он точно попытается забрать у нас драккар! – уверенно заявил Тьёдар.
– Это возможно, – согласился Лейф. – Попытается. И тогда я его убью. Но сейчас я хотел бы, чтоб ты последовал за ними и выяснил, как много у него людей. Ты не знаешь здешних мест, потому я дам тебе спутника – моего старшего племянника. И, Тьёдар…
– Что, хёвдинг?
– Постарайся вернуться. Ты мне нужен.
– Хочу показать тебе, жена, мой фьорд, – сказал Лейф. – Он очень красив, ты видишь. И, думаю, когда- нибудь он будет принадлежать нашему сыну.
– А как же тот ярл, который приезжал сегодня?
Лейф ослепительно улыбнулся:
– В Согне-фьорде много ярлов. А конунга – нет. Был Харальд Золотобородый. Он умер зимой. Теперь наш конунг, как считается, Хальфдан Черный.
– Но ты сказал: конунга нет? – уточнила Гудрун.
Ей стало интересно. Всё же она была не воином, а молодой женщиной. Совсем молодой…
– Хальфдан далеко, – пояснил Лейф. – Его именем судит и собирает дань Атли-ярл. Без Хальфдана он – ничто. А Хальфдан, как я уже сказал, далеко. У Хальфдана Черного много земель и много забот. Но хватит разговоров. Вы, четверо, пойдете с нами, – приказал он фризам. И пояснил Гудрун: – Я никого не боюсь, но я – вождь. Мне не подобает ходить в одиночку.
«Раньше тебя это не смущало, – подумала Гудрун. – Ты только и думал, как бы завалить меня на спину, и вполне обходился без спутников».
Гудрун не могла не заметить, как изменился Лейф, вернувшись домой. Насколько он стал спокойнее и увереннее. И насколько ослаб его пыл. Пока они шли сюда, Лейф будто непрерывно доказывал всем: Гудрун – его женщина, его собственность. Здесь – успокоился. Здесь всё и так было – его. И земля, и люди. Такой Лейф нравился ей гораздо больше, чем прежний.
Но это ничего не меняло. Он должен умереть, и она его убьет.
Гудрун поглядела на румяное, улыбающееся лицо мужа и попыталась представить, как изменит его смерть…
И вдруг увидела лицо Ульфа. Тоже живое, смеющееся, счастливое…
И поспешно отвернулась, чтобы Лейф не увидел, как она плачет.
– Вкусно пахнет рыбкой, – заметил мой побратим. – Сейчас позавтракаем.
– Отбирать еду у трэлей? – поморщился я. – В этом нет чести.
– Они свободные, – внес поправку Свартхёвди. – И мне безразлично, кто готовил еду, если я голоден, а еда хорошая.
– Свободные? – удивился я. – Да у меня рабы, и те лучше одеты!
– Так то у тебя, – буркнул Медвежонок. – Ты всегда был слишком добр. И смотри, что из этого вышло? Сиди здесь, я сам возьму их.
