– Это, – палец богини почти коснулся капельки на самом дальнем краешке доски, – знак «урт» – человек, мальчик. Кровь одного из моих пажей, ни с какими линиями знак не пересечен, к знаку «радхус», куда я поместила твою каплю, никакого отношения не имеет, впрочем, так оно и должно быть. Версия отца всея народов признана ошибочной. Вторая капелька, принадлежащая лорду Вилдару, на знаке «хадуг», у этого символа есть очень умное название, но мне больше нравится наше «двоюродная метла сестры моей кухарки». Очень-очень дальняя степень родства…
– Давай ближе к теме, – вздохнул Лимбер, ткнув пальцем в три капли, окружившие его кровь, как осаждающая армия замок.
– Снова знаки «карха», «кирхе» и «кархан». Кровь моя, Лейма, твоего племянника, и Элегора, результат тот же, пап, – сочувственно улыбнулась принцесса. – По дополнительным знакам на плите можно определить, что у всех троих родство по линии мужского пола.
– Что ж, теперь даже обматерить некого будет, если этот чумной что-то опять вытворит, – хмыкнул Лимбер, потирая подбородок, но морщины на лбу государя уже разгладились.
Толку переживать, коли содеянного без малого сотню лет назад не отменить? То, что последствия нескольких минут удовольствия способны отравить всю оставшуюся жизнь, бог плодородия знал наверняка, а к систематическим осечкам противозачаточных заклятий давно привык. Романа с матерью Лиенского у короля не было, но разок-другой показать ей красоты королевского замка он, как помнится, успел еще до того, как молодая герцогиня понесла сына и перестала появляться при дворе. После рождения Элегора она вообще не бывала в свете. Возможно, боялась выдать свою тайну, а может, сама не знала истинного отца чада или была уверена в авторстве мужа.
– Так что ты предлагаешь, детка? Признать и его тоже? Давай уж сразу пройдись по мирам, по капле крови с каждого вытяни, не одна сотня ублюдков сыщется!
– Я предлагаю промолчать, – улыбнулась принцесса, пожав плечами. – Наследование владения шло по линии отца, и если Гор никакого генетического отношения к старому герцогу не имеет, то право владения Лиеном может быть поставлено под сомнение. Хранить тайны у нас в семье, конечно, умеют, но любой секрет с тем большей вероятностью останется секретом, чем меньше особ будет в него посвящено. Кроме того, сиротка Элегор, водрузив урны с прахом родителей в семейный склеп, своим вольным положением доволен и вряд ли не спит ночей, мечтая обрести новых родственников. Будь так, давно женился бы. Да и воспитывать его уже поздно, тебе не кажется, папа?
– Воспитывать вас никогда не поздно, но в этом случае, боюсь, время безнадежно упущено, – проворчал король, тряхнув головой. – Порка да зуботычины твоему дружку, что троллю оплеуха – не утихомирят, а меч палача применять, кажется, рановато.
– Рановато, – с готовностью подтвердила принцесса.
– Кто, кроме меня, видел это? – махнул в сторону доски Лимбер.
– Никто, и никто больше не увидит, если на то не будет воли вашего величества или высшего предопределения, ни с чьей волей, увы, не считающегося, – почтительно ответила принцесса, взмахнув ресницами.
– Какая у меня послушная дочь, – изумился король и добавил после небольшой паузы: – Когда это выгодно ей. Что, милая, решила застраховать приятеля на будущее от моего великого гнева?
– Элегор молод и очень порывист, его растили слабохарактерные боги, не сумевшие привить мальчику понятие дисциплины, научить справляться со своими желаниями и направлять их в нужное русло, – наставительно, словно читала лекцию, заметила принцесса, с притворным смирением сложив руки на коленях. – Разве его вина в том, что он не получил того воспитания, какое дал нам ты? Я не думаю, что это вина, скорее, беда. А, папа?
– Теперь ты пытаешься пробудить во мне чувство стыда? – иронически вопросил Лимбер, выгнув бровь.
– Нет, я просто говорю, что нам повезло, а ему нет, – ласково улыбнулась Элия, встала с табурета, обняла отца и поцеловала его в щеку.
– Ладно, можешь считать, что я устыдился, – проворчал монарх, скрывая за притворной суровостью удовольствие от дочерней ласки. – И если больше у тебя в рукавах не осталось секретов, пойду, поплачу над участью сына.
Элия насмешливо фыркнула, ибо была не в состоянии представить себе скорбящего по таким пустякам отца, и отрицательно покачала головой. Лимбер испустил преувеличенный вздох облегчения и исчез из магической комнаты принцессы. Богиня бросила последний взгляд на плиту Урдахалла, явившую столь любопытное откровение, и потянулась за тряпицей – стереть следы кровавого эксперимента.
– Однако пусть и невольно, Элия, но ты солгала отцу, – констатировал Злат, запросто, как он делал это всегда, выходя из зеркала, секунду назад бывшего совершенно черным и весьма твердым стеклом.
– И это лучшие защитные чары! Вот и верь после этого гарантийным обязательствам мастеров, – преувеличенно горестно вздохнула богиня, имея в виду «нерушимые» заклинания зеркальщиков, оплетавшие зеркало.
В фасоне костюма у Дракона Бездны лоулендская мода осеннего сезона причудливо переплеталась с экзотическими элементами Межуровнья, узором непривычной для глаза существ с Уровней вышивки и отделкой из драгоценного материала – переливчатой ткани арадов. Сие гармоничное сочетание придавало лорду не только элегантный, но и таинственный вид. Он был хорош, как безжалостный демон-соблазнитель, демон-убийца из легенд, впрочем, он и являлся одной из самых зловещих и интригующих легенд Мироздания.
– Никакие чары не властны надо мной, – усмехнулся Злат, поведя кистью руки, полускрытой пышным кружевом манжет.
Элия молча любовалась им, но и Повелитель Межуровнья так же безмолвно любовался богиней любви, которая даже в своей скромной рабочей одежде оставалась самой прекрасной из женщин Вселенной. Нежная, как лепесток розы, кожа, высокие скулы, чуть тронутые легким румянцем, ровные дуги темных бровей, сияющие, словно звезды, серые глаза, трепещущие ноздри тонкого носа, пухлые, созданные для бесчисленных поцелуев губы, ореол медовых волос.
– Быть может, кроме чар красоты, – прервав паузу, шепнул Злат и, в несколько широких шагов преодолев расстояние, отделявшее его от богини любви, прильнул к ее устам с нетерпеливой жадностью, в которой было что-то от жажды путника, нашедшего в пустыне живительный родник.
Только через несколько минут стальные объятия разжались, и принцесса смогла заговорить. Она укоризненно нахмурилась и неодобрительно заметила:
– Значит, ты подслушивал.
– Невольно, дорогая моя, – как бы между делом оправдался Злат, прохаживаясь по комнате магии и изучая ее любопытным взглядом. – Я лишь хотел нанести тебе визит и уточнить пару интересующих меня вопросов. Но ты была занята беседой с отцом, пришлось проявить вежливость и подождать.
– Но вашей вежливости, мой лорд, не хватило на то, чтобы не следить за разговором, – хмыкнула принцесса.
– Я Дракон Бездны, Элия, и ваши нормы поведения мало соответствуют тому, к чему я привык. Я могу иногда ошибаться. Будь снисходительна, – небрежно пояснил Повелитель Путей и Перекрестков, тряхнул головой, волны кудрей мягко качнулись в такт его движению.
– Да уж, в Межуровнье есть только одна норма поведения – «Лорд Бездны всегда прав». А на незнание этикета миров не пеняй, все равно не поверю, что ты не удосужился познакомиться с обычаями любопытного Мира Узла. В «не хочу» – верю, в «не знаю и не могу» – ни капельки, – безжалостно отчитала Злата богиня.
– Сдаюсь, ты права, – со смехом поднял руки верх Повелитель Путей и Перекрестков, а богиня удивленно посмотрела на него. Впервые она слышала, как Злат смеется – вот так: открыто и искренне, без злобы или ехидства. Ему действительно было весело, не забавно, а именно радостно, и он не стеснялся показывать свои чувства. – Но можешь не волноваться насчет сохранения тайны происхождения герцога, – отсмеявшись, заверил Элию мужчина. – Я не болтлив. Впрочем, мне и посплетничать особенно не с кем, разве что с тобой. Из стен и демонов-приближенных выходят плохие собеседники.
– Еще бы, – подхватила принцесса с притворной суровостью, – ваши манеры, мой дорогой лорд, отпугнут кого угодно, даже стены! То-то у вас всюду такие просторные залы, стены просто стараются
