сосредоточиться, и даже простые переходы длились чуть дольше обычного.
Вернув себя на привычное место, в угол между письменным столом и диваном, я распахнула глаза… и обмерла. Это была она, моя любимая комната – и в то же время не она. Всюду стояли букеты весенних цветов – примул, тюльпанов, нарциссов, сирени… Под потолком кружились крупные эфемерные бабочки, а потолок, занавеси и полог над постелью были усеяны разноцветными огоньками.
Посередине комнаты стоял Дэс, и от него исходил такой мощный поток самых различных эмоций, что я вмиг захлебнулась в них, как в омуте. Тут было все: капля вины и немножко обиды, толика раскаяния и букет надежд, отзвук смертельной тоски и горечь боли. Но самым главным, что связывало все это богатство в упоительный напиток, была любовь – нежная и горячая, живая и жадная, необъятная, как океан.
– Дэс… – блаженно прошептала я, сдернула с шеи амулет и торопливо забросила его в ящик стола.
– Таресса… – потрясенно распахнув глаза, эхом отозвался муж и шагнул навстречу. – Спасибо, любимая, за письмо. Сам я никак не мог придумать…
– За письмо? – не поняла я и только теперь разглядела, что стены увешаны моими набросками, вставленными в дорогие рамки и украшенные яркими светлячками. – Но я не дописала…
– Допишем вместе, – шепнул он, стискивая меня в объятиях.
Разумеется, я и не подумала спорить.