только казалось, что война была давно и точно никогда не вернется, но вот...
...железо.
...камень.
...дым.
И люди прячутся, кроме тех, которые с оружием.
Как их много... люди в стальной чешуе похожи на рыб. Меррон ловила плотву, и еще карасей, и даже щуку однажды почти добыла. Щука была старой, толстой и неповоротливой. Она лежала в камышах, оплетенная тиной, словно старое бревно. И в какой-то миг Меррон почудилось, что не она охотится на рыбу, а наоборот...
...мнительная.
И дура, ох и дура.
Вляпалась. Теперь не выбраться, потому что кусок мыла бесполезен против двух десятков - какая честь при таком карауле ходить! - мечей. А на Сержанта надеяться не стоит.
С чего они вообще взяли, что Меррон представляет хоть какую-то ценность?
Жаль, на доктора не доучилась... а на войне доктора нужны. Тот, который тетушкин друг, он многое видел, но рассказывать опасался. У него порой выспрашивали, за кого он воевал. А он отвечал, что за раненых. А чьи это раненые - какая разница?
Перед смертью все равны. И Меррон тоже...
Она пошевелила липкими пальцами, запихивая мыло в рукав. Если метнуть и в глаз... а потом бежать... догонят.
Или перехватят на повороте - на каждом повороте теперь по стражнику.
Тогда как?
Нет, ну не умирать же ей в самом-то деле!
Малкольм остановился, щелкнул каблуками и в струночку вытянулся перед человеком, которого Меррон сперва не узнала. Да и как узнать лорда-канцлера, когда он сам на себя не похож. Выглядит, точно лавочник средней руки. В простом колете поверх сатиновой рубахи, в штанах полотняных с кожаными нашлепками на коленях, а из украшений - одна лишь цепь канцлерская. И еще шляпа, какую охотники обычно носят, с перышком фазаньим.
А Малкольм утверждал, что лорд-канцлер - страшный человек. Не соврал в кои-то веки.
- Тебя зовут Меррон? - спросил он, хотя наверняка знал не только имя.
- Да.
- Кто тебя ударил?
Он коснулся губы, которая все никак не могла зажить, наверное оттого, что Меррон имела привычку в волнении губу эту покусывать, вновь разрывая лопнувшую кожицу.
- Это... случайно получилось.
- Конечно, случайно, - Меррон взяли под руку, увлекая за оцепление. А Малкольм остался по ту сторону живой стены. И вот как-то совсем от этого не спокойней. - Ты ведь разумная девушка?
Не к добру эта вежливость, однако Меррон сочла за лучшее согласиться.
Разумная.
Настолько разумная, что в нынешнем окружении будет вести себя хорошо.
- И понимаешь, что я могу разрешить все твои затруднения... если ты мне поможешь.
А если откажешься, затруднений станет больше, жизнь усложнится, а возможно и подойдет к закономерному финалу. Нет, не видела Меррон себя погибшей во цвете лет. Это в теории красиво, а на самом деле как-то глупо и бесполезно.
- Я... буду рада вам помочь.
...или хотя бы вид сделать.
- Умница. Возьми, - он протянул стеклянный шарик темно-синего цвета. То есть поначалу Меррон показалось, что шарик темно-синий, но нет - зеленый. Или скорее желтоватый, как исчезающий синяк... или красный, такого, венозного оттенка.
И снова густеет до синевы.
- Сейчас ты пойдешь туда, - лорд-канцлер развернул Меррон в сторону запертой двери. - Постучишь. Назовешь себя. И скажешь, что тебе надо увидеться с мужем.
Странный шарик, который не нагревался в руке, как полагалось бы обыкновенному стеклу.
- Тебя проводят.
Ох, вряд ли Сержант обрадуется этой встрече.
- Когда поднимешься до третьего уровня... или выше третьего уровня, но не ниже. Понимаешь?
Меррон кивнула. Понимает. До трех ее считать научили.
- Просто урони шарик на землю.
- И что будет?
- Ничего страшного.
Лжет. Хотя так умело, что еще немного и Меррон вправду поверит, что ничего страшного не случится. Да и то, какая жуть может скрываться в стеклянном шарике?
Такая, которая позволит Кормаку войти в Башню.
И ладно бы... Меррон что за дело? Пусть сами друг с другом разбираются, а она... она людей хотела лечить. И хочет. Жить. Тетку увидеть. Вернуться в поместье к яблочному варенью и субботним посиделкам.
- Все в радиусе ста шагов уснут. И мы обойдемся без крови... ты спасешь многих людей.
Наверное, безопаснее было бы поверить, но Меррон не могла себя заставить.
- Меррон, от твоего благоразумия зависит не только твоя жизнь. Подумай о тете.
Вот же твари! Бетти точно не при чем!
- Иди, дорогая.
Она и пошла. До двери десять шагов, каждый из которых как последний. И каблуки туфель с железными подковками звонко цокают по камню. В спину направлены взгляды. Стрелы, кажется, тоже.
С такого расстояния не промахнутся. Арбалетная же стрела человека насквозь пробьет. И ладно, если в сердце, или там артерию крупную перережет... хуже, если в спин или живот. Дольше.
А вот и дверь.
Массивная. Старая, но крепкая. И Меррон берется за ручку, тянет на себя, не сразу поняв, что дверь заперта. Бронзовый молоток касается древесины беззвучно. И некоторое время ничего не происходит. Но вот заслонка сдвигается. У Меррон не получается рассмотреть человека, который стоит по ту сторону забранного решеткой окна. Это не Сержант точно.
- Уходи, - говорят ей.
- Нет. Мне надо увидеть Сержанта.
- Уходи.
- Нет!
Заслонка вернулась на место, и Меррон от злости пнула дверь. Она не уйдет. Будет стоять столько, сколько надо, потому что вернуться - признать поражение. И убить тетю.
Время тянулось... Меррон разглядывала дверь, боясь обернуться. Она изучила каждую трещину на лаке, узор патины на бронзе, россыпь гвоздей. Она почти уже решилась отступить - те, кто за спиной, видят, что происходит! Меррон не виновата!
Однако окошко вновь открылось.
- Передай, - между прутьями просунули лист, который Меррон взяла, уже понимая, что ей не откроют. Наверное, Сержант хорошо знал лорда-канцлера.
Читать, что было в записке, она не стала. Отдала человеку, который наверняка решал, что делать с Меррон. Он развернул лист, хмыкнул и отдал.
Да. Наверное. Все одинаковы. Мужчины. Женщины. Люди.
Равны.
И равно беспощадны.
А Меррон зря надеется на чудо. У нее всего-то есть - кусок мыла и шарик, способный вызвать сон.
