Неправильно. А он ответил, что надо и правильно. И если я хочу, то могу рассказать, но он тебя все равно не отпустил бы раньше времени. И к чему мучиться зазря? Тебе ведь не было плохо.
Ну да, до этого момента. А сейчас как? Лучше? Хуже? Но сны вернулись. И я не могу выбросить из головы мысли о Замке, Городе и Кайя.
Меня тянет домой. И я не желаю сопротивляться этой тяге.
Наверное, в чем-то Ллойд милосерден, он избавил меня от необходимости бороться с собой, но откуда тогда ощущение, что это милосердие лишило меня чего-то важного?
Нет, научилось я многому, но почему тогда душа саднит?
- Иза, скажи что-нибудь.
Что именно? Что я прощаю? Мое прощение никому не нужно. Ллойд желал, чтобы я была спокойна и счастлива. Я и была.
Отворачиваюсь.
Пологие холмы, верно, летом утопающие в зелени. Виноградники - местный виноград темно- зеленый, пряный и вяжущий, но вино получается легким.
Его ценят.
А виноградники берегут. На поля сгребают листву и ветви - если ударят морозы, то сигнал предупредит о том, что надо спасать виноградники. И запылают костры, даря земле крупицы тепла.
- Ты не была целой, - Гарт не собирался отступать. И пришпорил лошадь. Ромашка пошла плавной рысью, а Гнев потянулся за ней.
- Я не злюсь. Ни на тебя, ни на Ллойда.
Он делает то, что считает нужным. Чтобы защитить молодняк.
Чтобы уберечь сына.
И этот треснувший мир, созданный кем-то, кто давно умер.
У Ллойда свой непростой выбор, и мне ли судить его. Мне ли вообще кого-нибудь судить?
Я просто забыла, что у меня есть семья.
Бывает.
Мы ехали, не глядя друг на друга, думая каждый о своем. В какой-то миг на дороге не осталось мыслей, да и вовсе исчезло все лишнее. Авангард. Свита. Карета, гремевшая где-то сзади. Экипажи сопровождения...
Остановились мы в небольшой деревеньке - белые дома, аккуратные заборы, собаки, куры, козы. Просторный двор трактира, где хватило места почти всем.
Внутри - дымно и немного душно, и Гарт оглядывается, словно раздумывая, подходит ли это место для ночевки. Еще неделя, быть может полторы, и мы расстанемся. Гарт слишком взрослый, чтобы соваться на территорию Дохерти, и на границе я встречу... кого?
Магнуса?
Урфина?
Того, о ком не помнила два чертовых года.
Едим молча. Сосредоточенно.
- Некоторые вещи нельзя вычеркнуть совсем, - Гарт первым решается начать разговор. - Те, которые составляют суть человека. Ты ни при каких обстоятельствах не забудешь о дочери. Ты же не забыла о муже. Просто... чуть меньше боли. Знаешь, это очень тяжело - видеть, как кто-то страдает. Я вначале с ума сходил, стоило остаться в одиночестве. Правда, папа меня ни на шаг не отпускал. Тоже полог строил, только более плотный. Ему хотелось меня защитить, а я все равно слышал. Злость. Ненависть. Обиды... радость тоже, но ее меньше. Светлого вообще немного. И порой кажется, что вокруг ничего нет, кроме темноты.
- И запертых дверей.
Гарт кивнул.
За дверями - чудовища. И люди не всегда держат их на привязи.
Кайя остался один на один с людьми и чудовищами, не знаю, кто страшнее. А я училась хорошим манерам... балы... цветы... рукоделие... визиты и вежливые письма. Церемонии. Торжества чьи-то...
...столько важных дел было, что и не счесть.
- Теперь вот легче. Я научился это... контролировать, - Гарт разламывает лепешку пополам и макает в густую мясную подливу. Ест руками, роняя жирные капли на стол. - Приспособился как-то. А тут ты.
И посмотрел с таким упреком, словно я виновата, что я "тут".
Ну да. Тут. Сижу вот, медитирую над миской с куриным бульоном, пытаясь понять, хочется ли мне есть. Разум говорит, что хочется, потому что полдня в седле - достаточно веская причина для хорошего аппетита. Но в кои-то веки организм не соглашается с доводами разума.
- Ты не так поняла, - Гарт утопил остатки лепешки в соусе и, подвинув тарелку к себе, попытался выудить их. Пальцами. - Просто вот... я видел папу и маму. Они вместе. И счастливы. Им хорошо и... и я думал, что всегда только хорошо бывает. Нет, мама рассказывала, конечно, что не все у них ладилось, но это же когда было? Давно. Я думал, что если есть пара, то уже все. Больше не будет темноты... даже искал. Думал, вдруг вон та девушка - моя?
Совсем юная, темноволосая, явно попавшая в трактир случайно. Ей неудобно здесь, тесно и грязно, запахи смущают, и девушка кривит носик. Отворачивается.
Дорожное платье из дорогой ткани. И зонт в руке - скорее дань моде, нежели необходимость - подчеркивает статус куда ярче, нежели перстни, надетые поверх перчаток.
- Или та...
...селянка. Волосы разобраны на две косы, в косах - ленты разноцветные. И блуза на ней белая, с нарядной вышивкой. Просторная юбка. Украшенный бисером жилет.
Она дочь богатых родителей и, вероятно, сопровождает хмурого бородатого мужика, который поглядывает на прочих посетителей трактира с плохо скрытым подозрением.
Отец? Муж?
- Я видел, как меняются люди. Любовь - это... очень ярко. И красиво. Только у людей она гаснет часто, а у нас - навсегда.
- И тебя не пугало, что твоя жизнь будет зависеть от кого-то?
- Раньше - нет, - Гарт обратил взгляд к тарелке. - Я думал, что всегда сумею защитить того, кто мне дорог... будет дорог.
Но встретил меня, и уверенность разбилась вдребезги.
- Со стороны это... жутко. Очень. Как будто... ты не совсем живая.
Живая. Сердце бьется. Дышу. И если ущипнуть за руку - почувствую боль. Ущипнула. Почувствовала. Я воспринимаю запахи и цвета, вкус остывшего бульона, шершавую поверхность стола.
- Иза, ты же понимаешь, что твой муж тоже умер? Тот, который был раньше? Я знаю, что папа тебе этого не сказал. И то, что осталось... оно вообще не человек. Никак. Я думаю, что оно будет тебя любить, но... иначе, чем люди. Как животное.
- Прекрати.
- Нет, - Гарт мотнул головой. - Ты должна понимать, что тебя ждет. Существо, которое не способно контролировать свои желания. Или силу. Ты представляешь, насколько он силен?
Представляю. Я вдруг вспомнила тот наш с Кайя разговор и искореженный подсвечник.
- Оно будет делать то, что хочет, невзирая на твое сопротивление. Ударить. Сломать тебе что- нибудь. Изнасиловать. Убить ненароком. Не потому, что желает зла, но просто... оно не способно думать.
Теперь я начинала злиться по-настоящему.
Кайя приговорили?
Вот так, заочно, и без права оправдаться?
- Иза, я знаю, что ты не хочешь верить, но... подумай. Хотя бы до завтра, ладно? Я могу тебя увезти. Спрятать. Папа, конечно, взбесится, только решать не ему! Да, он умеет красиво говорить. Уговаривать. У него специализация такая - тонкое воздействие, собеседники не ощущают. Им просто кажется, что папа очень убедительные аргументы приводит. Но здесь его нет. Поэтому подумай сама!
