себе и услышал то ли мысль, то ли шепот:
– Не она, не она…
Он удивленно уставился на призрак и увидел, как тот испуганно отходит.
– Или не я? Не я…
Что то было не так, но что она не могла понять.
Она знала его и не знала. Он видел ее и не видел, знал и не признавал.
Она видела себя и понимала, что это она, но не понимала, почему он этого не понимает.
Остальных не видела – чувствовала. Их эмоции мысли внедрились в ее поле, как вернулись на родину, и осознались, четко распределившись по тяжести полей: страх, непонимание, сомнение. Масса, сонм братьев и сестер частиц, каждая из которых сообщила все что увидела и узнала пока скиталась, и теперь знала она и засомневалась сама, испугалась, примерив на себя, что выдали знакомые незнакомцы.
Она стремилась к себе – к Чижу и не могла пройти сквозь невидимую, но плотную завесу его эмоций, в которых любовь и неприязнь делились поравну.
Он был растерян и она растерялась. И поняла – лучше не тревожить, лучше не трогать, не звать, не возвращаться. Не сейчас.
Взметнулась облаком вверх, рассматривая себя на руках у него и, поняла чего не хватает ей – себя, той, и себя, его.
Ее, как отражения себя. Ведь ночи не бывает без дня, а любви без ненависти. Свет понимают, потому что не мрак, добро, потому что не зло. И ее поймут и примут лишь так.
Его – тела – тленной плоти, густейшего образования новой вселенной, в которой она проявиться, как он и, станет Творцом, как ее сотворили, как ее скопировали и послали продолжать рождать, впитывая в себя уже не легкие поля, но, проходя и через более плотные, утяжеленные структуры, чтобы поднять их и направить в Исток.
Теперь она родит и направит.
И все что ей надо – слиться с собственным отражением, потерянной заблудшей частью себя и проявиться как он, став реальной, плотной, творящей. Соединить и разделить.
Слиться и разделиться, чтобы умножиться и реализоваться.
Сотворить начало, чтобы не было ему конца.
Чиж сидел на песке, сложив руки на коленях. Рядом в той же позе сидела Стася и оба не смотрели друг на друга, и оба понимали, что что то потеряли и приобрели одновременно.
Иван присел на корточки перед Николаем и пощелкал пальцами, призывая к вниманию.
– Она мысль, – тихо сказал он ему.
– Не понял, – нахмурился Федорович.
– Она мысль. Идея. Несущая нечто неподдающееся нашему осознанию. Сформировавшаяся, но не рожденная – не реализованная.
– Откуда взял? – насторожился Иштван, зависнув над мужчиной. Тот плечами пожал, потерянно, удрученно.
– Не спрашивай. Я просто знаю и все. Я будто был в ней, будто был ею. Бред, но реальность. Не знаю, как выразить, но точно знаю – она не приведение, не двойник, а скорее уж начало раздвоения на живое и полевое, неживое же вовсе в ее понимании не существует.
– Коля, ты себя слышишь? – поинтересовался Ян, заподозрив образование горячки у товарища.
– Можешь иронизировать, можешь считать, что я сошел с ума, но я в глаза ее посмотрел и понял все. Даже не увидел, а именно понял или принял… как дозу облучения.
«Он прав», – послышался глухой голос Стаси у каждого в голове. Патрульные уставились на нее во все глаза с трудом воспринимая, что говорит она не открывая рта.
«Что смотрите?!» – и посмотрела на Ивана: « Не надо делать вид, что ты ничего не понял! Ты знаешь, что она праматерь идеи, мать душа, что разделиться и одухотворит тленную плоть, реализовавшись в мире плоти! Она… она начало и конец, альфа и омега».
– Кто? – почувствовав себя неадекватным в обществе еще более неадекватных, спросил Борис.
«Любовь», – выдохнула Стася, тяжело поднявшись с песка.
– Она похожа на тебя, – заметил тихо Чиж – он не был удивлен этим фактом, ведь для него женщина изначально стала почти идеалом, почти Мадонной.
« Она и есть я, а еще – ты"…
«Но ты не любовь», – подумал Чиж и понял, что его беспокоило – чужая она, совсем. Холодная и черная.
И как то само собой пришло осознание, что он гнал все эти дни – не Стася она – кривое отражение.
Вопрос – где его Стася?
«… Вопрос – кто наш «сын"».
«Локлей. Чудак, что ищет сам себя, думая что ищет что то другое. Блудный сын», – подумал Федорович и отвернулся.
Настроение к чертям уехало с того момента, как он увидел фантом Станиславы. Ему сразу показалось, что она и есть – она, а это значит, с ней что то случилось в том гребанном мире, куда Русанову закинул отдел Оуроборо. Почти месяц уже прошел, а от нее, как от группы ни слуху, ни духу. А еще эта ведьма глаза мозолит, ерундой занимается, эфир колышет.
Тьфу, язвить ее!
Почему он должен с ней возиться, ребятам лгать? Сколько еще, зачем, почему?
Вот вернуться – пойдет к Казакову и грохнет кулаком по столу. Хватит, ясность всем нужна. А Стасе, похоже, помощь.
Стас добрался до Центра – административного периметра с ратушами и трубами переходов из одного высотного здания в другое, куполами, посадочными площадками и пассажирскими серпантинами. Из всего этого нагромождения пластика и сталепластика, выделялась голубая, с неоновой подсветкой, крыша.
Парень нажал рычаг автопилота и планер завис над сетчатым куполом – решеткой, под которой была видна вода, темная, шумящая на все лады.
– Сейчас, – прошептал. Она как будто поняла – притихла.
Платформа выхода выпустила его на ограждение решетки. Пара минут, чтобы выпустить пробники в воду и зарядить зонды, расставить по кругу. Можно уходить, но парень замешкался, лег на пол и погладил ладонью гладь воды, любуясь ее красотой и умиротворением. И четко ощутил ответ – она погладила его руку, обняла, принялась рассказывать, что знала, его просила – расскажи. И не уйти – ни сил нет, ни желания.
Так и лежал, забыв о времени и будто вне его, с водой общался, разговаривал как с человеком, читал стихи, рассказывал, что слышал от Мыслителей и говорил о правде и любви, к которым шел, но в этом мире так и не увидел, делился светом, что поселился в его душе.
Опомнился и перешел в планер, с сожалением попрощавшись с водой.
Его путь теперь лежал обратно в лабораторию, но не к Локтен – к себе.
Стас отодвинул доктора с пульта и набрал программу разделения и митоза клеток – он больше не хочет, не может быть «оно» нося в себе «ее» и «его». Он станет тем или другим. Или умрет, что тоже верно.
Зашел в бокс, разделся, лег в кресло и захлопнул крышку озонатора. Через минуту тело пронзила молния, взяла в объятья тока и огня. Он разделил – вода успокоила и обласкала.
Недолго, может миг, а может час, он был мужчиной и видел рядом свой двойник – женщину. И был счастлив. Даже миг покоя стоит порой всей жизни.
Неправильно установленный таймер отщелкал заданное время и свернул программу, а вместе с ней ее результат.
Мужчины молча смотрели на женщину и все как один требовали ответа.
«Что?!» – занервничала она: «Поняли наконец, что я не ваша Стася?! Да, да! Я Стесси Ямена, принцесса Ямены! Я наследница огромных земель!!… А стою здесь, живу с вами в каком то маленьком, захудалом замке с узкими коридорчиками и малюсенькими комнатками, живу по тупым законам в обществе тупых воинов! Я – женщина, принцесса живу как воин»!
