Что касается озера, на дно которого ушла деревня Авзяново, то к нему как-то само собой приклеилось башкирское название Зираткуль, то есть – Кладбищенское. Любопытные ходили, глазели. Ну – озеро как озеро, темная непроглядная вода… Жутковато. Колька Трунов был одним из первых, облазал окрестности, потом врал всякое. Между прочим, он говорил, что на той, дальней оконечности озера нашёл какую-то каменную будку. С дыркой! – добавлял он и делал при этом таинственное лицо. Но его подняли на смех: про ту будку все давным-давно знали, это какое-то древнее строение, и ещё до революции ученые с ней возились, изучали. Чего они там наизучали, неизвестно, но в целом ничего странного не обнаружили. А ты, Колька – дурак.
Трунов обиделся и замолчал. Но разговоры блуждали долго… В результате дебатов, дискуссий и мудрейших консилиумов приняли с некоторыми поправками версию городских лекторов: Пацюк, вражина этакий, учуяв, что пахнет жареным и скоро его разоблачат, благоразумно смылся, напоследок учинив пожар и даже небольшое землетрясение. Нагадил-таки, сволочь, под конец. Но как только его не стало, мигом все пошло нормально, и даже погода вернулась, сделалась такой, какой ей и положено быть. Отныне, правда, надо следить, дабы этот безобразник обратно тихой сапой не проник сюда, раз уж ему чем-то приглянулись здешние места… Будем бдительны, враг не дремлет, это начальство верно говорит!
Однако бдительность не понадобилась. Время потекло своим обычным деревенским чередом, прошел год, за ним другой, а о незадачливом пришельце, смутившем души обитателей, ни слуху ни духу не явилось. «Заготпункт» от греха подальше из Метели убрали, перевели в другое место, пепелище так и осталось пепелищем, никто там селиться не пожелал. Угораздившие в нечаянную беду девки уехали в ближайший город, там сделали аборт. Четверо вернулись назад – к их несчастью всё же односельчане отнеслись с пониманием. Одна, правда, Фроська Куликова, не приехала, говорят, подалась куда-то чуть ли не в Москву, там устроилась на работу и с пропала с концами; прошло время, и метелинцы почти забыли про нее.
А тут и грянула война. Когда она закончилась, все уже вроде бы другое было вокруг – эти четыре военных года прошлись по белу свету, как будто сорок лет. Изменилась жизнь. И трудная она была, голодная и радостная сразу: теперь только поднапрячься, заживем!.. И вот когда проблески нормальной жизни начали появляться, кто-то неожиданно обнаружил, что до озера Зираткуль стало невозможно добраться: оно точно само спряталось в тайге, местность вокруг него кружила путников. Сперва не очень в это поверилось, но вскоре все убедились, что так оно и есть, – проклятые чудеса длятся и длятся. Поговорили о том; начальству, правда, не стали докладывать.
Но оказалось, что мудрое начальство всё помнит. Вскоре в Метеле появилась группа людей, назвавшихся учёными, прибывшими сюда для поиска какой-то руды… Местные быстро поняли, что на руду «геологам» наплевать. Они осторожненько расспрашивали о довоенных делах, а после, уединившись на одной поляне, что-то вполголоса обсуждали, разглядывая множество бумаг, тыча в них пальцами и надолго задумываясь над некоторыми… Стоит ли говорить, что подсмотрел сие тайное совещание не кто иной, как Трунов.
А потом «геологи» ушли к Зираткулю и пропали – как не было их.
На долгие годы наступило затишье. Озеро Зираткуль продолжало оставаться заколдованным местом: жители привыкли, а наверху как бы не замечали. Негласное табу окружило деревню Метелю и её окрестности.
Время текло – и трудности, кажись, преодолели, да и радость как-то сама собой незаметно растворилась, пошли будни, дети взрослели, взрослые старели, и нынче, если и вспоминали ту давнюю историю с Пацюком, то в порядке курьеза. Год за годом – вот уж и война стала позабываться, кое-кто помер, а молодежь не очень-то в этой глухомани задерживалась, норовила разбежаться по большим городам… Деревня постепенно пустела. Пепелище Пацюкова дома давно поросло травой, печку еще до войны шустрый народец растаскал на кирпичи, и на том месте образовался пустырь.
ГЛАВА 7
Всего этого, в деталях и тонкостях, Клавдия Макаровна знать, конечно, не могла: когда произошла эта история, она еще и в школу не ходила. Но об этом она слышала, и ту осеннюю смуту помнила, да и дальнейшее оживило воспоминания тех, кто произошедшее знал хорошо, в подробностях, и уже тогда забыть стало нельзя…
Павел усмехнулся, допил молоко и отставил пустой стакан от себя.
– Лихо, Клавдия Макаровна, – признался он. – Так здорово вы это рассказали, что о дальнейшем можно, в общем-то, не спрашивать. И так все ясно, что у вас тут начало твориться.
– Да уж… начало, да все не кончится, – Клавдия Макаровна улыбнулась.
– Проклятое место? – улыбнулся Егор тоже.
– А вот и судите сами, проклятое, али нет…
Первые проблески аномальных явлений обозначились лет через пятнадцать после войны, и провозвестником их сделался… кто бы вы думали? Да тот же самый Колька Трунов! Постаревший, облезлый, облысевший, но так и не сделавшийся Николаем Петровичем, а до седин оставшийся Колькой, запросто прошедший через лихолетье.
После войны он пристрастился шляться с ружьишком по окрестностям, хотя стрелок и охотник был никудышный – из тех, что стреляют в ворону, а попадают в корову… И вот однажды, под исход весны (или начало лета) пошел он в лес без особой цели, дурака повалять. Пошел рано, с рассветом, а не прошло и двух часов, как прибежал обратно, сам не свой, глаза вытаращены, остатки волос дыбом.
– В чем дело? – кинулись к нему односельчане.
– Видел я его! Встретил в лесу! – выпалил Колька.
– Да кого?! – так и обомлели все.
Что ответил Колька, наверное, уже ясно. Увидел он в лесу того самого проклятого колдуна, Патока, который наделал такого шороху в деревне много лет назад.
Ну, верить или не верить пустобреху Трунову?.. Решили все же послушать. И выяснилось, что видел он сущий вздор.
Он шел лесной тропкой, вышел на полянку и на обратной ее стороне, у опушки, вдруг заметил человека, который с удивительным проворством нырнул в заросли, только ветви елей качнулись. Несколько секунд, не более! – но бот за эти мгновения, по спине да по затылку Колька признал в мгновенно сгинувшем субъекте Пацкжа. Это так потрясло Трунова, что он в панике кинулся бежать, уже ни о чем не думая и напрочь позабыв о своем ружье.
