Брызгая слюной и по-детски проглатывая слова, взбешенный Петр Алексеевич пожаловался князю- кесарю на мое непослушание. Выслушав государя, Федор Юрьевич суровым голосом ему пояснил, что никто против него никаких заговоров не помышлял, на то он и существует, чтобы в корне пресекать подобные мысли. Затем Федор Юрьевич в деталях поведал государю о наших замыслах — если бы он не причислил себя к авторам этой идеи, то Петр Алексеевич все равно строго наказал бы меня — по созданию убойной команды и о творимой мною пользе державному делу.
Никого в мире наш государь Петр Алексеевич так не любил, не уважал и во всем не слушался, как князя-кесаря Федора Юрьевича Ромодановского. Они долго обо мне и моих делах за закрытыми дверьми толковали, после чего Петр Алексеевич решил мне головы не рубить, оставить в должности придворного секретаря, но своей секретчиной его армейским солдатам головы мутить запретил.
Так что вот уже шесть месяцев под личным надзором Федора Ромодановского десять молодых крестьянских парней, которые к армии не имеют никакого отношения, обучаются тайному ремеслу убийств, через три месяца они поступят в мое распоряжение.
Чуть позже этого подлого поношения, в темной тиши одного царского кабака после того как Петр Андреевич зело много принял водки на свою грешную душу, двое моих людишек слегка поработали над его физией. Дабы вдругорядь этот боярин знал бы свой шесток и не бежал бы к государю с порочащими меня сведениями, так что Петька две недели дома пролежал и на люди не выходил. Петр Алексеевич об этом не узнал, а Федор Юрьевич на меня накричал и хотел кулаком по уху съездить, но не решился, как он сказал, памятуя о моем злобном характере. Но я эту его нерешительность понял: князь-кесарь был зело доволен тем, как физия Петьки перекосилась.
Через два дня Петр Алексеевич все-таки дознался о Петькиных страданиях по моей вине, в порядке воспитательной и профилактической меры он пару раз своей царственной дланью меня прилюдно по обеим щекам отхлестал, сказав, что я не должен быть столь мстительным и злобным государевым соратником. После этого щекоплескания все придворные сановники при встрече со мной первыми здоровались и низко раскланивались, никто еще из них не удостоился подобной ласки со стороны государя, с ними он все более дубинкой обходился.
Чтобы покончить с фрондой в Мекленбург-Шверинском герцогстве, мне потребовалось встретиться и переговорить с этим саксонским дипломатом Лосом. В его распоряжении имелась такая команда тайных убийц, а у меня ее не было.
Поэтому я так тепло поздоровался с саксонско-прусским соглядатаем Лосом, дружески его обнял и позже, когда мы обо всем договорились, даже позволил ему оплатить свой и Карла-Леопольда счет за ужин и выпивку. Следует признать, что ужин получился великолепным, этот парень хорошо знал мои вкусы.
Парень Лос был мне очень симпатичен, мы много трепались на русском языке, чтобы Карл-Леопольд не понял, о чем мы договариваемся. В перерывах между нашими с ним обменами мнением Лос подолгу разговаривал с герцогом Карлом-Леопольдом на серьезные темы типа развития сельского хозяйства немецких земель в условиях военного времени. Так что следует признать, что ужин понравился всем трем участвующим сторонам, все эти три стороны достигли поставленных перед собой целей. Я получил в свое распоряжение, правда, всего на одну ночь, а больше мне было и не нужно, убойную команду Лоса. Герцог Карл-Леопольд, каким бы он ни был дураком, но собственными глазами убедился в том, что Алексей Макаров встречался с неким саксонским дипломатом и о чем-то с ним договаривался. А саксонский дипломат Лос этим немецким герцогам доказал, что он реально существует и никакого отношения к русскому Макарову не имеет, мы случайно оказались двойниками.
Я же никому не буду рассказывать о том, что мой немецкий друг, герцог Карл-Леопольд Мекленбург- Шверинский сильно нажрался этой слабой, но такой вкусной водки-анисовки, [55] что стал практически невменяемым. В продолжение всего ужина этот сумасшедший герцог на второго человека, делившего с ним стол в трактире, посматривал и с ним обращался так, будто перед ним сидел не один, а сразу два разных человека. Мне все же пришлось воспользоваться своим мысленным щупом, чтобы этого немца окончательно убедить в том, что с ним за столом сидят два человека и на русском языке договариваются об уничтожении группы фрондирующей молодежи его герцогства.
Что же касается саксонского дипломата Лоса, то я этого человека специально выдумал годиков эдак десять назад после разговора с князем-кесарем Федором Юрьевичем Ромодановским о создании разведывательной службы русского царства. Иностранцы никогда не любили русских и всегда с предубеждением к нам относились, поэтому, скажем, любая моя попытка проникновения в их придворные и государственные тайны заранее была обречена на неудачу. Ну кто из иностранных вельмож станет добровольно собирать и передавать подданному Петра Алексеевича информацию о своем монархе и секретах монаршего двора. Вот нам и приходилось специальных любовниц укладывать в их постели, шантажировать и подкупать иностранных гостей, чтобы помочь им решиться на деяния во имя нашего государя.
Но я пошел дальше и сам превратился в иностранца, немчуру, в этого саксонского дипломата Лоса, устроившись на работу в дипломатическое ведомство саксонского курфюрста и польского короля Августа II Сильного. Во время одной из встреч Петра Алексеевича со своим собратом, польским монархом, я получил у него аудиенцию и уговорил его принять на службу в качестве соглядатая за Петром Алексеевичем.
Таким образом, когда я работал на саксонцев и пруссаков, в моем распоряжении находилась команда саксонских наемных убийц. Но мне очень бы не хотелось, чтобы после осуществления операции люди сэра Роберта Харли могли бы легко установить, что ликвидация фронды в Мекленбурге была осуществлена руками саксонцев. Я попытался англичан запутать в трех соснах — Пруссии, Саксонии и России.
Завтра же поздно вечером, когда молодые заговорщики соберутся в ободритском замке Гросс-Радена, по моему приказу команда наемных убийц, прикрепленная к моей особе специальными рескриптами королей Фридриха Вильгельма I, Августа II, должна была посетить этот старый славянский замок и немного там похозяйничать.
Герцог Карл-Леопольд, разумеется, принимал самое непосредственное и весьма активное участие в общении со мной и дипломатом Лосом, он вовремя, но чаще не вовремя поднимал одну чарку анисовки за другой и громко выкрикивал:
— Тафай выпьем, камераден!
К нашему столу подошел хозяин трактира, остановился и некоторое время наблюдал за тем, как мы с Карлом-Леопольдом опустошали чарки с анисовкой. Вероятно, этого немца несколько удивило то обстоятельство, что Карл-Леопольд, делая очередной тост и предлагая выпить, обращался ко мне во множественном числе, поэтому он и подошел посмотреть, кто у нас был третьим за столом. Пришлось проявить русскую общительность и гостеприимность и пригласить хозяина присоединиться к нашей компании и выпить пару чарок анисовки. Немецкая экономность, кто же из них может так просто отказаться от халявной выпивки, сыграла свою роль, вскоре мы пили, почти не закусывая, втроем.
Глава 6
Много веков тому назад ободритский замок под Гросс-Раденом был построен на мысу, далеко вдававшемся в озеро Раден. Своими строениями замок мало чем напоминал новые замки, которые тут и там в германских землях начали строить себе немецкие курфюрсты и маркграфы. Эти замки нельзя было рассматривать в качестве оборонительных сооружений, они представляли собой произведения архитектурного зодчества и в основном использовались в качестве жилых и служебных помещений новых немецких монархов или высшей знати.
В отличие от этих уникальных произведений немецкого зодчества ободритский замок под Гросс- Раденом следовало бы рассматривать в качестве оборонительного сооружения, он мало чем напоминал прекрасное произведение архитектурного творчества. Он имел основное здание и несколько одноэтажных или двухэтажных каменных зданий, окруженных частоколами из заостренных кверху бревен. Этот замок находился в центре владений мекленбургского герцога Карла-Леопольда, находился в полуразрушенном состоянии, поэтому в нем никто постоянно не жил.
