Жалости к мертвецу у меня не было. Хотелось врезать со всего размаху носком ботинка в это замершее навеки лицо. Лупцевать по ребрам, ломать кости, давить, душить, да толку. Амориса было уже не вернуть. Тут же в грязи валялся видавший виды АКСУ с черным пластиковым цевьем. Из-под намокшей куртки выглядывал пояс с оставшимися гранатами. Две. Всего две, но и этого было бы достаточно, чтобы унести еще несколько жизней. Мой сумасшедший трюк с выпиныванием смертельного кругляша был сродни прыжку со скалы. Три гранаты подряд отбить бы точно не получилось. Поднеся трость к глазам, я внимательно осмотрел оскалившегося медведя. Цел. Ну хоть ты не пострадал.
— Обыскать, — кивнул я Парусу. — Все вещи и оружие ко мне в номер. Тело к свиньям.
— Что будем делать с покойным Диреком?
Я на секунду замешкался.
— Похоронить. Тут же есть церковь или что-то в этом роде? Парус, прошу тебя, отряди людей, пусть займутся. Сам не смогу, наверное.
Запоздалое чувство утраты сменило чувство вины перед другом. Ведь меня же убить хотели. Пацан же за мной пришел. Он так и заявил, твоя жизнь, крыса. Кто он такой, черт возьми? Встав на колено, я засунул руку в нагрудный карман мертвеца и вытащил оттуда сложенный вчетверо листок пергамента. Это был рисунок. Красивый, качественный. Очаровательная брюнетка смотрела на меня, запечатленная карандашом талантливого мастера так виртуозно, что казалось, вот-вот подмигнет мне или заговорит.
Захотелось напиться. Сильно, до соплей зеленых, чтоб валяться и корчиться в припадке. Чтобы ни черта не соображать, не отвечать за свои поступки, а только пить, вливая все большие дозы алкоголя, самого крепкого. Потом спать, спать долго, и забыть.
Мои решения и поступки всегда отзывались на последующей жизни. Если бы не мой выбор профессии, в которой я себя не нашел, не быть бы мне менеджером по продажам. Не начни я продавать лампочки, не попался бы на глаза Подольских. Извини, мой милый Аморис, похоже, закончились три тысячи триста тридцать три золотых твоей жизни. Знал бы, еще доплатил. Я вновь взглянул на рисунок, откуда мне таинственно улыбалась Надежда Синицына.
Дождь прекратился в тот же день. Просто взял и перестал лить. Закончился, вышел вон. Юный теплый ветер принялся разгонять тучи, и уже к вечеру яркий желтый круг местного светила давал понять, что с непогодой покончено окончательно и бесповоротно. Нашему отряду требовалось выдвигаться немедленно, но основных трактов пришлось бы избежать. Непогода и трафик разнесли по кускам всю инфраструктуру королевства, сделав торные пути непроходимыми, а реки полноводными.
— Пойдем в обход, ближе к границе. — Парис ткнул указательным пальцем в расстеленную на столе карту. — Это старый торговый путь, от старого королевства остался. Там и дороги мощеные, и мосты каменные.
— Почему тогда они не используются? — удивился я.
— Кочевники. — Покоп провел пальцем воображаемую границу королевства. — Продыху от этих чумазых нет. Сначала и кордоны выставляли, и засеки лесные, да все без толку. Ни охраны не напасешься, ни нервов. В общем, плюнули на все и стали ездить большой петлей.
— Так время же теряется? — удивился я. — Неужели нельзя было выслать на тракт роту-другую тяжелой пехоты?
— То мне неведомо, — отмахнулся бывший стражник. — Торговцы там более свои караваны не водят. Считают, что целая голова существенно лучше, чем звонкая монета. Время, конечно, теряют, но если рискнут, могут и товар погубить и с жизнью расстаться. Кочевники пленных не берут.
— С чего же так? — вновь заинтересовался я.
— Да с того. — Парус глянул на меня в некотором замешательстве. То ли сам дурак, то ли действительно не понимает? Я, признаться, не понимал. Далек я был от столь высоких материй. Если есть прямой и короткий путь, кровь из носа, обеспечь там проход. — Степнякам мужики без надобности. У них своих хватает, так что идет наш брат в расход при первой же возможности. Берут в полон в основном баб да девок, а их в торговых караванах отродясь не водилось.
— А мы-то сами там пройдем?
— Пройдем. Не ждут нас там. Если бы ценный груз был или еще что, может и шевельнулись крысы, а так разве на передовой отряд нарвемся.
— На передовой отряд тоже бы не хотелось. — Я в сомнении закусил нижнюю губу. — Очень бы надо без потерь пройти. Потерь нам на самом деле хватит.
— Господин негоциант, готово. — В дверном проеме появилась хмурая физиономия одного из моих гвардейцев.
— Хорошо, по готовности отправляемся.
Амориса похоронили около церкви, притащив и выставив над могилой кусок белого мрамора, на котором местный каменотес выбил имя покойного.
— Сколько ему лет-то было? — прошептал Парус, глядя, как землекопы забрасывают яму с телом несчастного Дирека.
— Не знаю. — Я тяжело вздохнул и прикрыл глаза. — Вроде как и не надо это было, а теперь вот и надпись на надгробии по-человечески не оформить.
— Пусть герб ваш бьют, — кивнул Парус на трудящегося над именем каменотеса. — Герб и к могилке уважение будет вызывать, и местные власти её в чистоте держать будут.
— Точно? — вяло поинтересовался я.
— Ну да, — кивнул Покоп. — Куда они от герба-то денутся. Не дай боже, мимо кто знатный проходить будет да захоронение с гербом в запустении увидит, головы полетят однозначно. Круговая порука почти. При жизни, может, лютыми врагами были, травили друг дружку ядами да норовили кинжалом под ребра садануть, а после смерти почет и уважение выказать да за порядком проследить.
— Герб пусть бьют, — кивнул я. Мне герба не жалко.
В целях ускорения передвижения коляску пришлось оставить на постоялом дворе, а мне, грешному, пересесть на лошадь. Ездить верхом я, может быть, и умел, но это только на гладкой поверхности и если лошадь спокойного нрава. Помню, как первый раз сел в седло. Сначала даже забавным показалось. Держишь спину — да знай себе правишь. Красота, загляденье. Поинтересоваться, отчего у Яроша такая хитрая физиономия, в голову почему-то тогда не пришло. Может, у человека мысли забавные да планы веселые. Как оказалось, зря не интересовался, ой как зря. О тыльной стороне бедер можете забыть на какое-то время. Даже не так, не забудете вы об этой конкретной части своей тушки даже во сне, хмелю или коме. Боли дичайшие, отбито все, а если еще и натер какое место, то пиши пропало.
Выданный мне конь по стати и нраву подходил кому угодно, кроме меня. Здоровенный, черной масти, с большим белым пятном посреди широкого лба, он был задирист и строптив. На все мои робкие возражения и просьбу выдать чалую кобылу двадцати лет от роду, и потому, по моему мнению, меланхоличную и спокойную, мне было отказано.
— Не положено, — с некоторой издевкой в голосе басил позади меня непреклонный Парус. — Для господина барона самого лучшего коня. Если раньше я ехал, то теперь вашим будет. Да вы не сомневайтесь, Демон — конь замечательный, боевой. Я его на конюшне гильдии за три десятка полновесных золотых выкупил.
— Демон, говоришь? — Я покосился на возвышающуюся неподалеку черную громадину, фыркающую и стригущую ушами. Все эти звуки похожи были больше на разгоняющийся локомотив, чем на фырканье млекопитающего.
Ну в самом деле, не терять же авторитет у собственных людей? Хорош же я буду в их глазах, лошади испугался. Стыд и позор. Ладно, была не была. Подойти с левого бока, левую ногу в стремя, руку на седло, рывок — и я на коне. В прямом и переносном смысле. Демон повернул шею и уставился на своего седока внимательным взглядом. Черт, он же реально меня оценивает, пытаясь определить, кто же в этой паре ведущий, а кто погулять вышел.
— Но-о, тронулись. — Я тряхнул поводья, ожидая чего угодно.
Плавно, нехотя, черный гигант переступил с ноги на ногу и, вдруг сорвавшись в галоп, понесся вперед.
