самолете не было. Приходилось держаться за лавку. Наконец, «Ил» грузно оторвался от земли и стал медленно набирать высоту. «Да, – сказал Антон сам себе, – Это тебе не «трансаэровский боинг». Но выбора у него не было. В этом времени авиакомпания еще не существовала. Ее создатели только готовились родиться на свет, впрочем, как и создатели того самого «Боинга-737». Только знаменитый конструктор Сикорский, сотворив после первых неудач гигантского «Илью Муромца», бросил все и уехал в Соединенные Штаты Америки, чтобы вернуться к своему любимому детищу – вертолету. В то время, в котором обретался сейчас Антон, Сикорский уже достиг апогея своей конструкторской славы и создал первый военный вертолет, который будет вскоре принят на вооружение армии США. Антон вглядывался в небесный пейзаж, возникавший за бортом самолета и вслушивался в новые ощущения, ведь ему в первый раз довелось лететь на военно-транспортном самолете времен войны. До этого дня от летал на истребителе, а ощущение от нахождения в кабине истребителя, как ни странно, почти не отличались от тех, которые он испытывал сейчас. В кабине «Яка» было узко и неудобно, но Антон как-то свыкся с этим за время боев. А в салоне этого транспортника в связи со скоплением народа тоже было узко и неудобно. Единственным отличием было то, что он сидел в салоне и не управлял самолетом. Его жизнь сейчас полностью зависела только от Бога и мастерства пилотов. Но про Бога он, естественно, никому не говорил. В этом времени полагались только на мастерство пилотов, остального как бы не существовало.
Рассматривая облака, Антон вдруг заметил летевший чуть позади «Як» и удовлетворенно улыбнулся – он были под охраной собственных истребителей. Может быть их и не будут провожать до самых Минеральных Вод, но на первое время охрана есть. Честно говоря, Антон не очень надеялся на встроенный в хвостовую часть «Ила» пулемет-вертушку в случае незапланированной встречи с «Мессерами». Одним пулеметом тут много не навоюешь. А сейчас его прикрывали свои же ребята. «Интересно, – подумал Антон и попытался разглядеть истребитель, – чей именно «Як» сопровождает нас по левому борту. Может это Васька Сутулый или Михась Боровой. А может и кто из новобранцев. Хотя, командир полка вряд ли послал бы на такое сопровождение молодежь. Скорее всего все-таки истребители вел кто-нибудь из стариков. Но как ни старался Антон разглядеть лицо пилота, с такого расстояния это было невозможно – истребитель держался сзади метрах в ста.
Так они летели уже больше двух часов. За время полета Антон познакомился со своим соседом, который оказался тоже лейтенантом Егором Погорельцем, только, в отличие от него самого, был из саперов. Егор служил также на белорусском фронте, а до войны бывал несколько раз на Кавказе в горных походах с ребятами из своего института. Тогда он учился в Харькове на инженера-технолога, да так и не доучился – началась война. Специальностью Егора был подрыв вражеских объектов, как недвижимых, так и движущихся с относительно большой скоростью. Он вообще, как оказалось, был пионером в области радиоуправляемых зарядов, поскольку параллельно горам увлекался до войны радиолюбительством. Ему не давала покоя необходимость сапера находиться в постоянной опасности неподалеку от места диверсии. Егор прекрасно знал, что сапер ошибается один раз и не видел смысла в том, чтобы погибать тогда, когда можно было выполнить боевую задачу и самому выжить. Командование Егора считало за сумасшедшего изобретателя, неуместного в саперных войсках, но это продолжалось до тех пор пока он не подорвал с расстояния в пятьсот метров вражеский эшелон с танками, заложив самодельный радиоуправляемый заряд на рельсах стратегически важного моста. Эшелон рухнул прямехонько в пропасть. Фашистов полегла тьма- тьмущая. И командование наконец обратило внимание на Егора с его радиоуправляемыми зарядами. Его назначили командиром взвода саперов и с тех пор в этом взводе наблюдалась самая низкая смертность. Боевые задачи по большей части выполнялись безукоризненно, а люди не гибли понапрасну, как везде и всюду в других саперных взводах, имевших менее разумное начальство. Люди на войне представляли по всеобщей мысли начальства натуральное пушечное мясо, которого было предостаточно и не имелось надобности его беречь. А тем более саперов, которым сам Бог и Сталин, казалось, на роду написали короткий век. Насчет Сталина Егор не сомневался, но вот насчет Бога его иногда посещали совсем некоммунистические мысли. Дело в том, что бабка Егора была из поповской семьи и с детства научила внука священному писанию, где говорилось как раз обратное тому, чему Егора учила вся последующая жизнь. Знания эти, после того как бабку со всей семьей без особых разбирательств поставили к стенке за распространение вредной и несоответствующей историческому моменту поповской идеологи, Егор был вынужден запрятать очень глубоко, также как и свои поповские корни. Но с течением времени знания эти стали возникать в его голове все чаще и влиять на мысли, несмотря на то, что он изо всех сил старался их позабыть. Не знал Егор, что раз приобретенные знания из головы уже никогда не стираются. Их можно не замечать и не использовать, но позабыть нельзя. Хочешь или не хочешь, а будут они определять твои поступки. Конечно, про подсознание Егор и понятия не имел, но образ мыслей у него сложился совсем не коммунистический, отчего чувствовал он себя в этой стране крайне хреново.
Поговорив с Егором, Антон проникся к этому парню симпатией. Его положение сейчас немногим отличалось от Погорельца и было, пожалуй, еще сложнее. Он не знал как и кем себя чувствовать в этом времени и этой стране, таких одновременно родных и чуждых ему сейчас. Мысли у него самого бродили стаями, и причем самые разные. От желания повеситсья до желания стать генералиссимусом. Первое до недавнего времени было невыполнимо по причине отсутствия для него смерти как таковой, а второе он оставлял себе на случай, если полностью потеряет надежду выбраться отсюда в свое время. Пока же, как почитатель еще не родившегося Дейла Карнеги, которому только предстояло вернуть миллионы людей к нормальному существованию и радости жизни, Антон на крайний случай решил смириться и жить той жизнью, которая разворачивалась вокруг него. Он имел преимущество перед всеми аборигенами этого времени, поскольку абсолютно точно знал что и к чему приведет этот народ, и на кого нужно ставит, а кого следовало боятся как огня. Такая ситуация его даже иногда забавляла своей предсказуемостью и соблазнительной возможностью вмешаться в ходи истории.
Неожиданно прорвавшийся сквозь гул моторов треск пулеметной очереди заставил Антона вновь спуститься на грешную Землю. Была война, а он был уже не бессмертен. Антон прильнул к иллюминатору и увидел заходящую со стороны солнца четверку «Мессеров». Стрелял, видимо, кто-то из наших истребителей. «Мессеры» прошлись под самым носом русского транспортника и развернулись в боевой порядок для атаки. Застучали крупнокалиберные пулеметы, засвистели пули в непосредственной близости от обшивки неуклюжего в воздушном бою «Ила». Пулеметчик выскочил из кабины и пробравшись между бойцами, не отрывавшими взглядов от иллюминаторов, залез в свое гнездо под потолком в хвостовой части самолета. Прозрачная полусфера с пулеметом на крыше транспортника повернулась по ходу движения «Мессеров» и огрызнулась для начала короткой очередью. Немецкие летчики не обратили на это тявканье никакого внимания, для начала им предстояло разделаться с охранением, а потом транспорт будет представлять для них очень увесистую мишень, в которую промахнуться невозможно. Но охранение, как сразу же понял Антон, оказалось состоящим далеко не из новобранцев. Видимо, командир полка действительно послал кого-то из стариков. «Яки» завертелись в воздухе как заводные. Они мгновенно перемещались в пространстве, как-то успевая одновременно и неуловимо прикрывать собой транспорт. После первого же захода один «Мессер» задымил и, оставляя после себя шлейф черного дыма, скрылся под облаками. Остальные предприняли новую атаку на русский истребитель, который находился дальше от транспорта. Второй сторожил хвост «Ила». Антон понял, что из-за того, что их только двое, они не могут слиться в звено и прикрывать друг друга, как положено в воздушном бою. Вся надежда сейчас была на мастерство пилотов. Новобранцы сгорели бы моментально, но в воздухе были настоящие асы. Вот задымил уже второй «Мессер» и, на секунду замерев, превратился в яркую вспышку – очередь попала в бензобак. Но и немцы успели зацепить «Як». Антон видел как крупнокалиберные пули прошлись по прозрачной кабине русского летчика, оставив в ней зияющие дыры. Сам пилот, уже мертвый, навалился всем телом на штурвал, уткнувшись головой в стекло кабины и окрасив его в красный цвет. «Як», потеряв управление, ушел в штопор, из которого не было выхода. Всем своим естеством Антон рвался в бой, но вынужден был сидеть у иллюминатора и созерцать как фашисты убивали его друзей. Остальные два «Мессера» устремились на последний самолет охранения, по-прежнему прикрывавший хвост транспорта. Столкнувшись с неожиданно сильным сопротивлением, теперь они были уже куда осторожнее. Разойдясь в разные стороны, они начали атаку так, чтобы взять истребитель в клещи. «Як», наконец, отлепился от хвоста транспорта и устремился навстречу одному из них. В завязавшейся схватке русский оказался сильнее. Он перебил пулеметной очередью «Мессеру» маслопровод и тот моментально ретировался, спасая свою жизнь. За это время второй фашистский истребитель выпустил очередь по транспортнику, продырявив обшивку у
