почему-то все труднее вписать свою жизнь в ландшафт.
Сидя в овраге, Гризов отложил автомат в сторону, привалился спиной к рюкзаку, вытер пот со лба, и посмотрел вниз. На другой берег. Туда, где недавно увидел что-то странное. Внизу у реки туман уже почти рассеялся. Солнце поднялось над холмами, и весь противоположный берег был виден отчетливо. Не было там никаких колоссальных строений. Разве что виднелось несколько полуразваленных домишек. Изгиб реки, холмы, дорога. Рощица тополей на горизонте и плантация финиковых пальм вдоль берега.
Голуаз курил сидя чуть в стороне, глядя туда же. Рядом Коля Быстрый любовно осматривал и протирал свой автомат.
– Слушай, – не выдержал журналист, – там, на реке, перед тем как причалить, я виде что-то странное.
Коля оторвался от созерцания автомата и переспросил, напрягшись:
– Кто-то за нами следил?
– Да нет, – махнул рукой Гризов и неуверенно продолжил, – ну, мне вдруг показалось, что на том берегу стоит огромное строение похожее на круглую башню. Только это не просто башня, а как будто целый город в башне. Супернебоскреб, понимаешь, который теряется в облаках.
Коля внимательно посмотрел на другой берег.
– Нет там ничего. Ни башни, ни небоскреба.
– Да сам вижу, – кивнул Гризов, – только так явно мне все это привиделось, что я в начале думал, что это все на само деле там стоит. Вот ты скажи, историк, что на том берегу в древности находилось?
Коля Быстрый не задержался с ответом.
– Ниже по течению от Эн-Наджефа как раз и лежат земли, что сейчас называют колыбелью цивилизации. Здесь, где мы сидим-курим, было древнее государство Аккад, состоявшее из многих городов, а ниже по течению Шумер, слышал, наверное, про шумеров.
– Слышал, – кивнул журналист, – это они придумали клинопись, типа первую письменность, начали делать кирпичи из глины и плавить металлы, да понастроили повсюду каналов, чтобы урожай три раза снимать вместо одного.
– Ну да, в целом именно так, – кивнул Коля быстрый, стрельнув у Голуаза сигаретку и с наслаждением закуривая, – Они уже тогда приноровились к разливам рек, и пытались их регулировать, с помощью каналов орошая отдаленные земли, отчего очень скоро все здесь стало плодородным.
– Жить захочешь, и не к такому привыкнешь, – вставил слово Голуаз.
– Ну и строители местные тоже развивались. Архитектура была, будь здоров. Колонн понастроили, ворот парадных, храмов для своих божеств. Ведь почитай в каждом городе было свое божество. Например, в древнем Вавилоне главным богом считался Мардук, в честь которого местный правитель Хаммурапи выстроил огромный круглый храм-зиккурат. Храм назывался Эсагил и был известен на всю округу. В переводе его название означало «Достигающий облаков».
Проговорив это, Коля Быстрый осекся и задумался над своими словами. Затем проговорил медленно, словно смакуя слова.
– Знаешь, вот если бы мы сейчас путешествовали по древне-вавилонскому царству, то твой утренний глюк был бы очень похож на Эсагил. Кстати, по легенде именно с него писали знаменитую Вавилонскую башню. Ее по библейскому преданию потомки Ноя воздвигали в земле Сеннаар, то есть в Вавилонии, чтобы достигнуть небес. Бог, разгневанный замыслом строителей, смешал их языки, чтобы они не могли понимать друг друга, а самих рассеял по миру. Ну, а город, где строилась башня, получил название Вавилон, происходящее, от еврейского слова «балал» – смешивать.
– Короче, во всем виноваты строители, – подытожил Голуаз и добавил, – еврейские строители.
– А где конкретно стоял этот городок? – поинтересовался журналист, любивший во всем конкретику, даже в мифах.
Коля опять задумался, словно вспоминая карту древнего Аккада.
– Вавилон стоял на этой же реке, на Евфрате. Но русла обеих крупнейших рек Месопотамии, Тигра и Евфрата, за пять тысяч лет переместились на восток. Поэтому древние города, стоявшие раньше на берегах Евфрата, теперь находятся где-то вон там.
Сказав это, Коля указал на холмы противоположного берега. У Гризова заболела голова.
– Если еще точнее, то древний город Вавилон располагался на реке Евфрат, где-то в девяноста километрах к югу от современного Багдада. Я читал, что там проводились раскопки, и оказалось, что город был хорошо спланирован. Сохранившиеся остатки домов были построены из сырцового кирпича. На древнем семитском языке его называли «Баб-илю», что означало «Врата бога». На греческом и латинском это название трансформировалось в «Бабилон». Под таким названием мы его и знаем.
В этот момент старшой получил указания, которых долго ждал, и вмешался в разговор, вернув Колю Быстрого и Гризова к действительности.
– Кончай базар, историки, пора двигаться дальше. Бабилон не Бабилон, подъем и бегом марш.
Антон бросил прощальный взгляд на дальний берег реки, но ничего там не увидев, надел рюкзак, набросил ремень автомата на шею, и потрусил вслед за Колей вверх по холму. Скоро они оказались на вершине береговой линии, поросшей чахлой травой. Дорог здесь пока не было, зато вдалеке был хорошо виден Эн-Наджеф, который они так удачно миновали ночью. Теперь их путь лежал на юг. Оставив за спиной развалины невидимого Вавилона, группа российского спецназа, в состав которой временно вошел журналист Антон Гризов, взяла старт на берегу Евфрата и легким бегом устремилась вперед.
Антон, конечно, предпочел бы плыть дальше на лодке или ехать на машине, но неизвестная ему операция входила в новую фазу, о которой недавно намекнул старший. Получалось, что эта фаза еще меньше предполагала контакты с врагом по собственной воле, но враг, оттого не становился менее вероятен. Даже наоборот. Иначе Гризову не выдали бы автомат, который теперь больно бил его по животу коротким, но увесистым рожком. Впрочем, Антон бегал когда-то и с автоматом Калашникова. Тот вообще мог своим весом утянуть под воду, чем себя и успокаивал на бегу журналист.
Пробежав таким ходом километров десять, они достигли дороги. Судя по всему, той самой, с которой свернули днем раньше, променяв машину на лодку. С обеих сторон к дороге подходили холмы, за которыми можно было укрыться и осмотреться. На этот раз захват машины не входил в планы разведгруппы. Костян, бросив пристальный взгляд по сторонам и не обнаружив ничего подозрительного, только ветер колыхал придорожные финиковые пальмы, велел пересечь дорогу и двигаться дальше.
До самого захода солнца ничего примечательного не случилось. Спецназовцы методично топтали песок и чахлую траву своими ботинками, петляли между холмами, с каждым часом удаляясь от обжитых районов и приближаясь к ведомой только старшому цели.
Гризов устал как собака. Высокое солнце посылало на землю испепеляющие лучи. Пот тек со лба ручьями, но делать было нечего, сжав зубы, он терпел, стараясь не обращать внимания на автомат, который по-прежнему болтался на шее. Сам с собою грустно шутил о том, что за время этого приключения так поднатаскается в военной службе, что по возвращении домой уйдет из университета и подаст документы в училище ВДВ. Может быть, в то самое, воздушно-десантное, в котором в последний раз видел иракского генерала Рушди Хезбаллаха. Быть может, отцы-командиры зачтут ему боевой опыт передвижения по оккупированному Ираку, а Костян замолвит словечко при поступлении. Хотя боевого опыта было еще, – кот наплакал. Опыт пока складывался только гребной и беговой. А с таким лучше было идти в какой-нибудь спортивный ВУЗ.
Когда огромное красное солнце стало падать на горизонт, бежавший впереди всех Костян вдруг остановился, поднял руку вверх и велел всем залечь. Гризов с радостью рухнул на песчаную почву и даже не стал рассматривать, что там впереди заметил зоркий Костян. Коля и Голуаз лежали рядом, тоже стараясь отдышаться, использовать минуты неожиданного отдыха по максимуму. И даже на солнце всем было уже наплевать. Ему оставалось не долго, еще полчаса и наступят короткие сумерки, а затем мгновенно опустится ночь. Это вам не Питер с белыми ночами и не Заполярье с многомесячным полярным днем, когда солнце вообще не опускается за горизонт, а люди порой не знают, что сейчас ночь или день на дворе. Часы в такую пору, – источник обмана. Все равно не понять, что именно показывают. Можно ли еще спать, или уже безнадежно опоздал на работу.
Слегка отдышавшись, Гризов заметил, что старшой подает им какие-то знаки, приказывает приблизиться. Коля и Голуаз, пригнувшись, уже подбежали к нему, легли рядом. Журналист поднялся и
