выбивался из-под куртки с подчеркнутой легкой небрежностью, он вышел из каюты и направился на третью палубу, где располагался медицинский отсек. Это место он запомнил очень хорошо. В частности еще и потому, что мадмуазель Леконт оставила в его душе неизгладимый след.
Добравшись до владений очаровательной последовательницы Гиппократа, он с трепетом нажал на клавишу звукового сигнала и, получив разрешение, шагнул через порог.
– Здравствуйте, Патрисия! – Джерри постарался обнажить в улыбке все свои тридцать два белоснежных зуба. Он знал, что улыбка эта безотказно действует на женщин, потому что резко контрастирует с его темно-матовой кожей.
– Добрый день, Джерри! – улыбка Леконт была не менее ослепительна, и смышленый психоаналитик сразу понял, что его демонстрация не достигла результата. – С чем пожаловали?
– Единственно с мыслью увидеть вас, – галантно поклонился Слоун.
– Так уж? – на лице Патрисии отразилось сомнение.
– И с ма-а-аленькой просьбой, – поспешил исправиться Джерри.
– Вот это более похоже на инспектора из Берна, – смягчилась Леконт. – Слушаю.
– Мне хотелось бы взглянуть на медицинские карты испытателей.
– Вы хотите увидеть что-либо новое? – удивилась Патрисия.
– Нет, но вдруг замечу нечто необычное, – психоаналитик приблизился к столу. – К тому же новое – это забытое старое.
– Хорошо забытое, – поправила его богиня от медицины. – У вас не было столько времени.
– Да, конечно, – Слоун почти смутился. – И тем не менее… Хочу проанализировать по нескольким параметрам состояние испытателей до полетов и после.
– Тогда вы не там ищете, – мадмуазель Леконт пожала плечами. – Кондиции пилотов отслеживали биологи из группы доктора Терехова. Впрочем, я могу скопировать вам свою информацию, только, боюсь, она мало, чем поможет.
– Окажите любезность, – Джерри теперь воплощал саму вежливость. – А я уж потом разберусь, что мне подходит, а что – нет.
Через пару минут он уже покинул медицинский отсек, унося в кармане куртки мини-диск с картами испытателей, и пошел прямиком к своей следующей цели – территории русского естествоиспытателя.
Слоун не успел даже прикоснуться к звонку, а дверь уже скользнула в сторону. «Туда ли я попал?» – заколебался психоаналитик, но тут же увидел в открывшемся проеме худощавого человека в белом халате, стоящего спиной к нему у стеллажа с книгами. Человек, не оборачиваясь,
– Туда, – ответил он, обращая лицо к психоаналитику. – Входите, Джерри.
– Доктор Терехов?
– К вашим услугам.
– Простите, я хотел…
– …получить сведения об испытателях, – закончил за него биолог. – Зачем они вам? Вы, как и большинство людей, пытаетесь разобраться в следствиях, а не в причине. Все ваши поиски страхов, обид, вожделений и других истоков, могущих служить поводом для потери стабильности психики – лишь самая верхушка айсберга, поверхность океана, глубины которого вам неведомы.
– Где же истина? – тихо спросил Слоун.
– Истина заключается в том, что самый страшный враг человека – он сам. Бороться нужно только с самим собой, так как мы имеем дело с тривиальным раздвоением сознания. Изначально враг был только внутри разума, воплощенный страхом перед неведомым, а потом человек вынес его вовне и постарался персонифицировать. Менялись времена, менялись враги. Сейчас, например, мы придумываем злобных инопланетян, и сами же ужасаемся тому, что может произойти. Порабощение Земли! А ведь порабощение – термин чисто человеческий. Мы распространяем свой оголтелый и ущербный выдуманный мир на всю остальную Вселенную.
Да нет в ней агрессоров. Нет! Кроме нас самих. Как дети, сочиняем себе врага, которого надо побеждать. Выдуманное добро борется с выдуманным злом! Собственно, мы и есть дети, еще не доросшие до нормального взрослого симбиоза с Мирозданием.
Так что, коллега, побеждать надо только самого себя. И проявлять агрессию, если это можно так назвать, только по отношению к самому себе. И учиться у победителя, то есть у самого себя науке побеждать, если хватит сообразительности. И совершенствовать ее.
Вообще, внешнего врага придумал изощренный разум того, кто первым захотел использовать остальных, чей внутренний мир еще не дорос до абстрактных понятий, для удовлетворения каких-то своих потребностей. В пище. В удовольствии. Во власти…
В нынешнюю эпоху развитых СМИ воздействие на сознание в этом смысле стало еще более агрессивным и негативным. Подменяются понятия. Честь – на умение устроить свою жизнь, любовь – на секс, чувственные утехи плоти, добро – на зло. Выстраиваются целые системы умозаключений, объясняющие, что существование добра без зла просто невозможно. Что для одного – зло, для другого – добро. Чушь собачья! Но глубоко проникающая в незащищенный разум. Вам ли этого не знать!
И отягощается все это генным механизмом, сохраняющим информацию предыдущих поколений с уже отравленным, искаженным мировоззрением… Цепная реакция, которая рано или поздно приведет к взрыву.
А чтобы этого не случилось, на отдельных представителей рода человеческого с еще незамутненным сознанием иногда сходит Благодать в виде всеобъемлющей информации о том, как все есть на самом деле. И появляются Учителя и Пророки. И говорят пламенные слова, пытаясь выразить то, что дано им в ощущениях. Но и эти слова истолковываются учениками и последователями превратно. В меру своего собственного понимания и амбиций. И круг замыкается. Но приходит время и…
Джерри лениво свесил ноги с верхнего яруса и зевнул. Странные сны посещают его в последнее время. Он все-таки соскочил с койки и лениво потащился в санузел, по пути машинально запуская пальцы в карман висевшей на стуле куртки. Диск был на месте.
И тут Джерри будто морозной волной окатило.
– Привет честн
– О! – расплылся в улыбке Тернер. – С подбытием. Как раз к ужину.
– Как там, на Земле? – Хромов с любопытством уставился на командира. – Что новенького?
– Ну, прежде всего, обрадую, – сказал Кобыш, стягивая куртку. – Я нашел нам убежище.
– Замечательно, – Седых забрал у него куртку и зашвырнул ее на верхнюю койку, – но предполагает что-то еще.
– Да, – подтвердил полковник, – и огорчу. Нас похоронили.
– Шутишь? – Дорин всерьез изумился. На лицах остальных тоже возникло глубоко озадаченное выражение. – Каким образом?
– Челнок взорвался. Мы стали жертвой несчастного случая при возвращении домой.
– Все? – уточнил Хромов.
– Вся команда, – Кобыш кивнул. – Естественно, кроме Клеменса и Тараоки.
– Нельзя ли поподробнее? – осторожно спросил Тернер.
– Можно, – полковник присел на стул и стал рассказывать. Он постарался не упустить ничего из своего более чем пятичасового пребывания на Земле. Когда он закончил, в каюте царила мертвая тишина.