Похоже, она и в самом деле любила Ухула. А теперь, когда он умер, была готова на все, лишь бы отомстить. И самый безжалостный мститель на свете, это любящая женщина у которой отняли ее избранника.
Причем, нетрудно было догадаться о чем она думает. О том, что если этот увалень — центурион, (то есть — я), в ближайшие несколько дней не найдет убийцу, ей придется вытрясти из него все что он знает и самой выйти на тропу войны.
Покидая здание космопорта я подумал о том, что меня это пока устраивает. В любом случае, в ближайшие несколько часов ее вмешательства в поиски убийцы можно не опасаться. А в эти несколько часов как раз все и решится.
И поэтому, я сейчас должен забыть о Айбигель и сосредоточится на том, что мне еще предстоит сделать.
Собственно, осталось не так уж и много. Всего навсего протрубить тревогу, собрать войска в одном месте, предположительно в резиденции, и объявить начало военных действий.
И если только Медок к этому времени не напал на след убийцы, это давало единственный шанс на успешный исход дела. Если этот шанс вообще был.
Войдя в резиденцию, я быстро прошел в спальню старины Эда, и выбрал среди его одежды какую-то рубаху. Основным критерием который повлиял на мой выбор было ее очевидная поношенность, а также то, что ее явно давно не стирали.
Развернув сверток который мне дала Айбигель, я и в самом деле обнаружил там довольно поношенные шлепанцы. Присоединив к ним рубаху, я снова запаковал эти вещи в плотную бумагу.
Прошествовав в приемную, я положил сверток на барьер и в упор посмотрев на Мараска, спросил:
— Может быть ты еще что-то хочешь мне рассказать о старине Эде, и двух других центурионах?
— Вряд ли, — сказал Мараск. — Нет, то есть я могу рассказывать о старине Эде еще очень долго. Но вряд ли тебе что-то из моего рассказа пригодится. Кроме того, мне кажется ты уже выработал план действий, и не намерен отступать от него ни на йоту.
— А ты бы советовал мне что-то другое?
— Мне кажется, я догадываюсь что именно ты задумал. Что-то вроде небольшой вылазки в город аборигенов?
— Вот именно.
— Самый идиотский образ действий который в данной ситуации возможен. Однако, как ни странно, при удаче, он может оказаться и самым действенным. Так что — дерзай.
— Ах так, значит? Ну хорошо.
Выудив из кармана бормоталку, я набрал номер Медока.
— Маршевич? — спросил тот.
Слишком жизнерадостным голос большого банкира назвать было нельзя.
— Нет, это звонок с того света, — буркнул я. — Предупредительный.
— Хватит валять дурака, — недовольно сказал Медок. — Что нужно?
— Какие новости?
— Совершенно никаких. Продолжаем искать. Кстати, ты не мог бы забрать отсюда эту Мауту? Еще немного и я прикажу связать ей руки, а также заклеить рот. За последний час она дважды пыталась подкупить моих клерков, а также соблазнить главного помощника.
— Что ты с ней сделал? — удивился я. — По моим расчетам, она должна была уже купить всех твоих служащих, а также соблазнить лично тебя. Сознайся, споил ей литра два успокоительного?
— Не время для шуток, — рявкнул Медок. — Говори что тебе нужно.
— У меня есть план. Ты согласен что время почти вышло, а результатов не достигнуто никаких?
— В чем он состоит?
— Я похоже знаю как найти убийцу.
— Я тоже знаю. И найду.
— Когда? Мой план требует гораздо меньше времени. Забирай с собой Мауту, всех клерков способных драться и дуй ко мне в резиденцию. Тут я все расскажу.
— Я доведу свой план до конца, — заявил Медок. — Уверен, он принесет результаты.
— Мой план совсем ему не помешает. Если те кто обшаривает инопланетный район наткнуться на след убийцы, они могут сообщить тебе об этом по бормоталке. Не так ли? И уж в любом тебе и Мауте стоит его выслушать.
— Мауте?
— Ну да. Разве ты забыл? Она является полноправным участником боевых действий.
Этот довод похоже был последней каплей.
— Хорошо, я захвачу эту кошану и приеду минут через десять.
— Не так быстро, — сказал я. — Тебе придется еще захватить кабланды.
— Зачем?
— Без него мой план обречен на провал.
— И его, конечно, придется посвятить во все?
— Придется. У нас нет выбора. Тем более что убийца все равно в самое ближайшее время пустит по инопланетному кварталу слух о царице личинок. Если мы его раньше не найдем. Лучше о царице личинок узнает один кабланды, чем целый инопланетный район.
Тяжело вздохнув, Медок пробормотал, что-то неразборчивое. Скорее всего это было ругательство на неизвестном мне языке.
— Согласен?
— Да, согласен, — пробурчал Медок. — Жди, мы сейчас будем. Только, одно условие. Зачем кабланды рассказывать о царице личинок? Вполне достаточно сообщить о том что мы с его помощью хотим поймать убийцу.
Вот тут был прав он. Однако…
— А что ты будешь делать когда мы найдем царицу личинок?
— Откуда он узнает что это она? Ни один мыслящий в инопланетном квартале не знает как выглядит царица личинок. Если мы предварительно договоримся не издавать радостных восклицаний, то кабланды ничего не заподозрит.
Вот это вызывало у меня большие сомнения. Однако, ради того чтобы мой план заработал я мог согласиться и с более спорным утверждением.
Самое главное ввязаться в драку. А там что-нибудь придумается.
— Хорошо, — сказал я. — Пусть будет так.
— Ну вот и отлично, — в голосе Медока на мгновение проступило что-то вроде удовлетворения. — Жди. Мы сейчас будем.
Я выключил бормоталку и сунул в карман.
— Знаешь, — сказал мне Мараск. — У меня есть четкое ощущение что ты никогда не работал центурионом.
— Вполне возможно, — сухо сказал я. — Причем, я это уже от тебя слышал. Что не так я сделал на этот раз?
— Ни один центурион, никогда, не стал бы действовать и разговаривать таким образом.
— И кто же я тогда, по твоему мнению?
— Еще не решил, — сообщил помощник центуриона. — Но я буду над этим думать.
— На здоровье, — пожал плечами я.
Мне и в самом деле было совершенно безразлично к каким выводам придет Мараск. Часа через полтора вся эта история кончится. Либо самым благополучным, либо трагическим образом. И в том и в другом случае, знает ли Мараск кем я являюсь на самом деле, не будет иметь ровно никакого значения.
21.
— Ты мог захватить что-нибудь другое, а не эти старые шлепанцы? — проворчал кабланды.
— Чем они тебе не нравятся? — поинтересовался я.
— Тем, что мне приходится нюхать шлепанцы какого-то мыслящего. На нашей планете это считается верхом неприличия.
