Августа Сильного, герцог Мориц Вильгельм Заксен Цайц старался участвовать в обсуждении любой мелочи. Однако сейчас он молчал, следуя примеру полковника. Тема, выбранная датчанином оказалась настолько скользкая, что в открытую обвинять барона во лжи герцог не решился.
Хотя случаи несоблюдения договора и открытого предательства со стороны туманного Альбиона уже были и не единожды.
— А что скажут нам будущие союзники? — перевел разговор в новое русло барон, не замечая, как датчанин прячет победную ухмылку за хрустальным бокалом сухого белого вина.
— Центральная часть царства нам недоступна, однако украиные земли могут помочь, есть немало недовольных новыми порядками…
— Куда уж без них, — вдруг засмеялся Альбрехт Клюнийский, перебивая саксонца. — А спорим, дорогой герцог, что я даже знаю о ком идет речь?
— Отчего же? Мне было бы интересно узнать, — пожал плечами фаворит Августа.
— О запорожцах, да о левобережных казаках, они всегда недовольны кто бы там не правил: поляки или русские. Натура у людей такая.
— Хоть речь идет об украиных землях России, но разговор сейчас не о рядовых казаках, а о персонах стоящих наверху их иерархической лестницы, — победно усмехнулся герцог. Мол, сиди и молчи солдафон, раз уж интеллектом не блещешь, а о буйном нраве казачества не знает разве что дикарь в Африке.
Правда про себя саксонец добавил, что не все казаки были готовы предать царя, многие гнали взашей распространителей прокламаций запорожцев, впервые за долгие годы раздолья и разбойничьей вольницы, почувствовавших на собственной шее крепость законов царства. С присоединением Запорожья к России прекратились набеги на кочевников и поляков.
Огромное разбойное логовище не желало мириться с новыми порядками. Часть казачества открыто бунтовала, не желая давать новую присягу царю, тем более что командиры с принятием оной приравнивались к дворянам- великороссам, простые казаки оставались свободными и независимыми служивыми людьми, не платящими податей и прямых налогов в обмен на привычную и нужную казачью службу.
— Ну, так кто же решился предать царя? — нетерпеливо спросил граф Кальмаре.
— Господа вы знаете, что после предательства Мазепы вера гетманскому слову истаяла как туман на заутрене, — начал издалека герцог, но, видя, что его собеседники не проявили желаемого интереса, мысленно чертыхнулся и постарался как можно быстрее и информативней донести до них сложившуюся обстановку. — Сейчас гетманом избран Скоропадский, человек слабый, не могущий определиться с собственной позицией по отношению к царю.
— Глупость, уж про казаков мы наслышаны достаточно, они всю войну исправно несли службу, если бы они в смятении были, то подобного бы не было, — возразил граф.
— Рядовые казаки может, и несли, но мы говорим о командирах, стоящих выше тысяч и тысяч воинов, — отмахнулся герцог, не желая продолжать бессмысленную с его точки зрения дискуссию. — Нынешний гетман, желая угодить всем, на самом деле не угождал никому. Я достоверно знаю, что в Малороссии постоянно жалуются на него, и в то же время в Москве знают, что он многое дозволяет казакам в ущерб царским интересам.
— Так почему его не сменят? Говорят, что молодой царь скор на решения, ссыльных и опальных за последние годы набралось немало, — удивился молчавший до этого полковник.
— Во время войны смена гетмана могла плохо повлиять на отношения с казачеством, все-таки выбирали его по традиции. Сейчас же, когда две войны закончены, возможны перестановки, у царя не один десяток полков высвободился, в случае нужды может их направить туда, чтобы приструнить зарвавшуюся вольницу. Это Скоропадский понимает как никто другой, ему уже из Москвы не одно письмо с царским неудовольствием пришло.
— А откуда это известно? — поинтересовался датчанин, отпивая из бокала вино.
Отвечать на вопрос герцог не стал, лишь пожал плечами. Ну не станет же он говорить, что люди гетмана сами вышли на него и буквально принудили начать разговор о восстании против царя. Понимали казаки- предатели, что сил у них мало, они даже без царских линейных войск могут проиграть своим же собратьям, не предавшим государя и не нарушившим присяги.
— Но вы, герцог не сказали главного, — как бы невзначай заметил барон Тисмар.
— Чего именно?
— Как поведет себя шляхта, выступи Август против России? В последнее время его репутация на польских землях сильно подпорчена? — спросил англичанин.
— Польское войско пойдет вместе с саксонским, — твердо заверил собеседников герцог, стиснув зубы.
"Чертов сноб! Чтоб у твоего коня нога подвернулась, — зло подумал саксонец, натягивая на лицо приторную улыбку. — Все же карфюстр поставил перед ним четкую задачу: добиться заключения союзного договора любым путем".
— Хорошо, — удовлетворенно сказал барон Тисмар.
— Слово сказано, герцог, — заметил цесарский полковник.
Только граф Кальмаре ничего не сказал, ему на мгновение почудилось, будто планируемая затея не может окончиться ничем хорошим. Откуда появилась мимолетная мысль, датчанин не знал, возможно, проснулась дремавшая до поры до времени интуиция. Однако граф не стал прислушиваться к внутреннему "я", он предпочел выждать окончательного решения собравшихся и только после этого дать ответ за Датское королевство.
Удивительные дела порой творятся в захолустных городах империй: где-то погибают монархи и цари, в других рождаются будущие великие смутьяны. Мир иногда пробуждается от спячки, словно молодой лев, укушенный назойливой мухой: сильный, злой и ужасно голодный.
Европа, сбросившая оковы французской гегемонии пробуждалась. Молодые государства и старые державы увеличивали полки с маниакальным упорством, будто боялись того, что не успеют вовремя отхватить кусочек чужого могущества, щедро раздариваемого богатыми областями и целыми провинциями.
Однако Французское королевство, вышедшее из войны с немалыми потерями, сохранило материковые границы почти нетронутыми, и пусть ей пришлось отдать пару восточных графств: Гелдерн и Нефшатель. Этот мир удалось заключить исключительно благодаря славе короля- Солнца. Сейчас уже неизвестно куда повернуло бы колесо Фортуны в долгой, изнуряющей войне.
Против Великобритании, Священной Римской империи и Голландии осталось в меньшинстве, полуразоренное гражданской войной Испанское королевство. За четырнадцать лет непрерывной войны оно потеряло владения в Италии, оккупирована Сицилия, морские караваны гибли под пушками англичан и голландцев…
И все-таки Филипп Испанский, смог выжать максимум из сложившейся ситуации. Ведь Габсбурги, получившие желанные земли, сразу вывели войска с земель союзников, отозвали куцые флоты для защиты значительно увеличившегося побережья. Голландия, вдруг прекратила атаки на испанские суда. Мало кто знал, кто способствовал внезапному примирению недавних заклятых противников. Имя ему – Андрей Артамонович Матвеев. Именно он занимался тем, чтобы Швеции в свое временя не оказывали помощь ни Англия, ни Голландия.
Обладая недюжими дипломатическими способностями, и кипучей энергией Андрей Артамонович, начал претворять в жизнь замысел государя о выведении Голландии из войны за Испанское наследство с территориальным прибытком в обмен на сепаратный мирный договор. Нельзя сказать, что подобная идея пришлась по душе испанскому послу в Москве. Однако князь Челлемаре, опытный царедворец и политик, он смог правильно оценить задумку Алексея Второго и почти сразу отправил курьера к своему сюзерену. Ответ пришел довольно быстро – через два месяца. Филипп согласился с тем, чтобы признать за Штатами Испанские земли в обмен на мир.
Таким образом, Испания, брошенная французами против превосходящих врагов, постепенно выправляла ситуацию с пользой для себя: уже отбит Гибралтар, потеснили союзных туманному Альбиону португальцев, а десант английской эскадры умылся кровами слезами, не сумев закрепиться на западном побережье.
