перенастраивать установку. В итоге я разработал несколько дополнительных систем, что позволило устанавливать стабильные пробои, соответственно есть идея, как другим пробить эту возможность.
— Ты можешь отслеживать, если кто-то пользуется каналом?
— Сейчас — да. И при желании поставлю блокиратор — пусть мучаются.
— Да, Серега, умеешь ты людям пакости делать.
— Почему пакости? Мы — монополисты, по закону жанра должны эту марку поддерживать, иначе сметут.
— Это понятно, а что насчет запланированной экспедиции в девятьсот четырнадцатый?
— Всё в силе. Так что по одному, осторожно, переезжаем в Перевальное, пока я там настрою систему.
Через четыре часа, демонтировав в Молодежном фокусирующий цилиндр, я перебрался в бункер в Перевальное и занялся привычным делом — настройкой системы переброски в 1914 год.
Рядом как всегда находились Санька и Егор Карев, которые то меняясь, то вместе обеспечивали мою безопасность. Артемьев осторожно завел очередной душещипательный разговор, при этом я был абсолютно уверен, что это одно из заданий нашего маленького женсовета — моей супруги, Катьки Артемьевой, жены Олега, Татьяны, и наших медиков — Маринки и Оли, у которой в последнее время происходили весьма непонятные конфликты со Строговым.
— Командир… — начал Санька, подавая рожковый ключ на тринадцать, — тебе не кажется, что мы превращаемся в какие-то автоматы, которые мотаются по разным временам, воюют, бьют морды, захватывают продукты, горючее и решают какие-то глобальные проблемы…
Я вздохнул.
— Санек, давай без этих заходов. Сразу говори, что там наш женсовет через твою Катьку осторожно хочет до меня донести. Ты ж меня знаешь, не люблю, когда пытаются на подкорку всякую левую инфу закидывать.
Вот стервец, даже не запнулся и, ухмыльнувшись, продолжил:
— Командир, женщины возмущаются, что мы заигрались с перемещениями во времени, с войнами и совершенно забыли, ради чего это изначально было затеяно. Реально какими-то автоматами стали. Ни секса, ни любви, только автоматы, танки, стрельба и спецоперации.
— Понятно, значит, женщины подняли вой, что мы мало уделяем им времени?
— Да, Командир. Пока дело до ультиматума не дошло, но выходные и отпуска надо предусмотреть. Но главное, что в таком режиме люди или ломаются, или, чтобы спустить пар, бросаются на всё, что двигается, или подсаживаются на наркоту. Мы и так за тобой в последнее время относительно этого присматриваем, Командир.
А то я не видел. Вот ведь темнилы. Жена каждый раз вроде как незаметно роется в разгрузке в поисках шприцов и чуть ли не обнюхивает на предмет левых теток.
— Интересно, а недавно в Аргентине что было?
— Говорят, что мало!
— Ох какие они. Хотя правы. Реально заигрались, надо как-то отдохнуть, а то сам чувствую, что уже на грани. Еще чуть-чуть и сорвусь.
Глава 3
Как хорошо! Снова лето, лес, тепло, птички поют, где-то в вышине шумит ветерок, раскачивая верхушки деревьев. Запахи буквально сводят с ума, и мы по-настоящему испытываем удовольствие от этого выхода. Вот что интересно, в той же Аргентине тоже было великолепно и чарующе, но то была экзотика, которой быстро пресыщаешься, а тут, если можно так сказать, своя среда обитания, привычная для наших организмов. Еще до войны со мной служил полковник Мешков, который долгое время по службе находился на Кубе, в совершенно непривычном для нас климате, что существенно сказалось на его здоровье, несмотря на вроде как райские условия проживания. Поэтому, если будет возможность выбирать, то я лучше поживу здесь, а не в Аргентине, и мои соратники, как ни странно, разделяли мои взгляды. Субтропические болезни, паразиты, насекомые — многие с трудом адаптируются к другому климату.
Мы снова шли по густому лесу Восточной Пруссии, прислушиваясь к окружающей обстановке, но канонады не было слышно, что говорило о том, что война ушла из этих мест. Судя по тому, что глобальный радиоперехват давал только распечатки немецкой переписки, мои послания не дошли ни до Самсонова, ни до Реннекампфа, и 1-я, и 2-я русские армии были разгромлены, как и в нашей истории, хотя я нечто подобное и предполагал. Даже Сталину, при более совершенной и гибкой системе государственной безопасности, пару месяцев пришлось проверять и перепроверять наш статус, а тут институт власти настолько закостенел, что я просто терялся в догадках, как мы в нее незаметно интегрируемся.
Обойдя точку выхода по спирали и выяснив, что никакой непосредственной угрозы нет, мы забазировались, расставили сигналки, несколько радиоуправляемых мин, стали обсуждать дальнейшие действия. Дегтярев, загоревший во время своего путешествия в Аргентину, как коренной идальго, присев возле большого раскидистого дерева, с интересом поглядывал на меня, ожидая продолжения.
— Ну что, Серега, будем делать дальше?
Я-то уже всё продумал, поэтому, наблюдая за Санькой Артемьевым, возящимся возле поваленного дерева, которое могло бы стать для гипотетических нападающих хорошим укрытием, и по этому случаю устанавливающему там какую-то взрывоопасную штуку, проговорил:
— Ищем следы штабс-капитана Мещерского. Судя по моему знанию истории, его Невский полк должен был как раз прорываться недалеко от этого леса, значит, если он выжил, то рано или поздно здесь появится.
— А если нет?
— Тогда будем искать другие контакты. Тут немцы много пленных собрали, можно попытаться освободить и обработать офицеров по нашему выбору. Хотя самый оптимальный вариант — привлечь летательный аппарат и отвезти маяк куда-нибудь в Центральную Россию, а еще лучше в Сибирь.
— А как же твой план выйти на окружение кайзера?
— Сначала надо кайзеру навешать люлей, а уж потом идти на переговоры, иначе уважать не будут и не поверят без соответствующих доказательств. В политике все так же, как у «правильных пацанов», — уважают только силу.
Мы просидели несколько часов, выкинув дополнительную антенну, прослушивая радиотелеграфные переговоры немцев, и ради интереса пытались их раскодировать с помощью ноутбука. Что-то взламывалось, что-то нет, в зависимости от усердности немецких шифровальщиков, но пока приходилось прохлаждаться, ожидая появления штабс-капитана.
В таком подобии отдыха прошли сутки, при этом здесь поочередно побывали и наши жены, и Маринка с детьми. Почти курорт, с учетом того, что рядом разворачивались грандиозные сражения, полностью меняющие политическую картину мира. Я вспомнил, как всего несколько месяцев назад мы вот так выгуливали детей под Могилевом 41-го года, в окрестностях которого шли тяжелые бои, а здесь вроде всё спокойнее. Мировая война еще не достигла того уровня ожесточения, как в привычных нам сражениях. Первое время еще будут пытаться соблюдать рыцарские правила и не уничтожать пленных, но чуть позже пойдут в работу танки, отравляющие газы и массированные авианалеты и концлагеря.
Отправив в передовой дозор обоих Артемьевых, незаметно для себя, разморенный на теплом солнышке, я задремал. И меня никто не трогал, наверное, решили дать выспаться, и, если честно, давно так хорошо не спал. Но всему хорошему приходит конец.
Я проснулся от того, что меня осторожно тряс Егор Карев:
— Товарищ подполковник, товарищ подполковник.
Открыв глаза, я увидел довольное лицо Дегтярева, который недавно смотался в бункер, а теперь хлебал из котелка свежий наваристый борщ, приготовленный для всей нашей группы его Татьяной.
— Что случилось, Егор?
— Артемьев вышел на связь. В нашу сторону движется отряд человек двадцать в русской форме.
