Но такой подход к делу давал одну полезную способность: знать ощущения, сопровождающие неправильные и правильные поступки. А это в ее годы весьма немало.
И, прислушиваясь к ощущениям, она балансировала между детством и взрослостью.
Душ-водопад в этот раз ей понравился больше.
Однако…
Не всё ли время следит за ней Огустина?
Лена так стеснялась строгой «гувернантки», что готова была на какую-нибудь дерзкую глупость.
Но просто решила, что раз у них тут так заведено, то нужно и наедине с собой вести себя так, будто ты «под колпаком».
Эта мысль доставляла массу неудобств.
Невозможно же расслабиться.
Даже мыться хотелось, обнажаясь по частям.
Но Лена переборола себя.
Подозрения подтвердились, когда Огустина точно к концу водных процедур явилась с одеждой.
На этот раз вместо похода в гардеробную «гувернантка» сама принесла то, что Лене следовало надеть.
«Черевички» со шнуровкой, длинное платье изумрудного цвета с запахивающейся на бедре юбкой. И лентами спереди от талии до груди. Огустина помогла завязать хитрый бант на бедре и четыре банта спереди, для чего оказались и нужны ленты. Рукава надевались отдельно и пристегивались крючками к плечам. Они были двойными: до запястья в обтяжку и поверх – до локтя широким колоколом.
Все кромки платья были обшиты тонким и прихотливым золотым орнаментом.
Огустина властно усадила Лену перед зеркалом и наплела на полупросушенной полотенцами- промокашками голове штук двадцать косичек, с бантиками папильоток на концах, которые уложила, собрав в букетик на затылке, и закрепила заколкой из какого-то зеленого с бурым полупрозрачного материала.
Прическа напомнила Лене фильм «Небесные ласточки». И девочка почувствовала себя в таком виде какой-то легкой и легкомысленной.
Сделалось чуточку спокойнее.
Огустина настояла на том, что юной леди нужно работать над лицом, и намазала ее каким-то кремом, слегка стянувшим кожу и пахнущим резковато.
Однако к концу процедуры крем исчез с лица, впитался или испарился, сделав кожу мраморно сияющей и будто светящейся изнутри.
И запах из резкого стал легким, приятным, едва уловимым.
«Ага!» – подумала Лена.
В довершение Огустина разошлась и, заявив, что руки юной леди совершенно непозволительно запущены, предложила розовые перчатки из мягкой ткани.
Лена померила.
Перчатки были приятны на ощупь, но широкие, безразмерные. Пальцы в них болтались, и выглядело это, на взгляд Лены, смешно.
Огустина сказала, что нужно надеть перстни и кольца поверх и тогда будет хорошо. И носить не снимая до вечера, несколько дней, пока руки, многими трудами Огустины, не превратятся в изящные ручки настоящей юной леди.
При этом «yang lady» всё время звучало слитно, как «миледи».
– Ну, уж фигушки! – заявила Лена и сняла перчатки.
Огустина не настаивала, но качала головой и была недовольна.
«Этой позволить себя опекать, так она на шею сядет и не слезет!» – решила Лена.
Когда «гувернантка» дала понять, что на этом всё, Лена язвительно поинтересовалась, не забыла ли та чего.
Огустина подумала, но заверила, что ничего, по ее мнению, не забыто. Уж она-то знает.
Тогда Лена напомнила, what about… бельишка. Платье платьем, но и трусики неплохо бы…
Огустина переменилась лицом и заявила, что это вовсе не то платье, под которое надевают что-то. Оно же видно будет. А это совсем неприлично!
– Фиг поймешь вас, – проворчала Лена.
Вернулось смутное ощущение, преследовавшее во сне. Что-то по поводу непорядка в одежде, от которого не избавиться.
На том и порешили.
Огустина заявила, что времени нет, вот сейчас уже подается обед в малой столовой.
Заодно заметила, что на все случаи жизни есть специальная одежда, и если бы юная леди вместо посещения школы приобретала действительно полезные в жизни навыки, то знала бы, что отступления от платья к обеду могут быть позволительны только в исключительных случаях.