Сердце замка Форхедлин

Наталья Щерба Сердце замка Форхедлин

В пустых и гулких комнатах замка гуляют сквозняки, широкие и мрачные галереи пугают безмолвием.

Обрывками мелькают тени в череде мутных зеркал, и моё сердце крошится осколками страха. Каскады свечей на люстрах не спасают: бледное мерцание безжизненных огоньков ещё более холодит душу.

Нет, я не боюсь. Замок Форхедлин мёртв – бездушный камень в позолоченных доспехах.

Тяжело вышагивает впереди молчаливый слуга, старый мавр в красно-золотой ливрее. Скоро я встречусь с сумасшедшим хозяином этого замка, и он передаст мне право на наследие: красивую бумагу, украшенную фамильным гербом. Мне лишь недавно исполнилось тринадцать, но по закону я могу стать владельцем замка и принести своей семье неслыханный для простого ремесленника подарок… Да вот только я знаю, что уже никогда не вернусь домой.

Каждый год мэр нашего города выбирает одного юношу, который посетит прекрасный замок Форхедлин в полночь, чтобы встретить здесь первый рассвет лета. Такое условие поставил барон вместо тех сундуков золота, что привозят его немногословные слуги-мавры к Ратуше, ровно за неделю до назначенного дня. Люди поначалу роптали, но потом смирились. Что такое жизнь одного человека, принесённая в жертву ради безбедного существования сотен семей города? Да, люди смирились, а многие даже почитали хозяина Форхедлина за святого.

Поднимаясь по мраморной лестнице на второй этаж, я насчитал шестьдесят три ступени – какая длинная… Лица белых статуй скалятся в полутьме злорадными масками.

Нет, мне не страшно.

«Может, – уговариваю себя, – всё обойдётся?» Ведь я так мечтал побывать здесь, в этом замке, чьи башни, окружённые лесами гор, видны с главной площади нашего города – площади Святых.

Начищенный паркет гулко отражает мои несмелые шаги. Разноцветные куски стекла в окнах складываются в причудливые узоры, пугая уродливыми бликами.

Нет, я не хочу здесь быть!

А хозяин стар, безнадёжно стар. Спина его скрючена, будто груз прожитых лет притягивает к земле тощее обессиленное тело. Трясущиеся руки цепко ухватились за подлокотники высокого кресла-трона со спинкой в виде роскошного павлиньего хвоста. Узкий, высоколобый череп хозяина обтягивает сухая желтоватая кожа, нос свисает безобразной каплей над плотно сомкнутыми губами… И жёстко блестят чёрные провалы глаз из-под сморщенных мешочков век.

– Как тебя зовут? – слышу его неприятный, надтреснутый голос.

– Пауль Линдер, ваша светлость.

– Хорошо…

Я непроизвольно съёжился, словно желая уменьшиться под тяжёлым взглядом старика.

– Кто твой отец?

– Мой отец – пекарь, ваша светлость.

Тот самый пекарь, погрязший в долгах вместе со своей многодетной семьёй. Отцу простили долги и хорошо заплатили сверху за меня. Нет, я не осуждал его, он сделал как должно: поступился одним ради всех. Так правильно, так лучше, так всегда…

Меня долго везли верхом, с завязанными глазами, и лишь перед дверьми замка сняли повязку. Вспомни, Пауль, сколько раз ты мог наблюдать прекрасный таинственный Форхедлин издали и не мог отвести от него восторженных глаз, каждое утро, перед тяжёлой работой в отцовской пекарне. Так может, это судьба – оказаться здесь, пусть и в качестве подневольного, но всё же – гостя?

– Я слишком долго жду твоего ответа, сын пекаря!

Крепко задумавшись, я не сразу сообразил, что хозяин вновь обращается ко мне.

– Простите, ваша светлость, но я…

– Я спрашиваю, какого размера был твой дом?! – рявкнул старик, синея лицом от злости.

Мне не очень-то понравилось, что владыка Форхедлина употребил слово «был» в отношении нашего маленького домика на площади Святых… Как они там сейчас? Наверное, мама уже накрывает на стол, а отец неподвижно сидит возле печки, подкидывая сухие поленья. Он всегда так делал, когда в семье наступали плохие времена… Однако хозяин замка ждёт ответа.

– Мой дом не идёт ни в какое сравнение с вашим, сэр.

– Значит, ты не прочь остаться здесь, стать полноправным хозяином великолепного замка и навсегда забыть о той лачуге, где ты доселе обитал, сын пекаря?

Чуть помедлив с ответом, я, запинаясь, произнёс:

– Даже если мне выпадет такая честь, ваша светлость, в прежнем доме навсегда останется частичка моего сердца.

Внезапно сверху послышался глухой шум, нарастающий гул, толчки, и вдруг – треск и грохот! Рядом, всего в нескольких шагах, упала люстра: брызнули во все стороны бриллиантовые осколки, шипя и угасая, покатились восковые свечи; я еле-еле успел отскочить, прикрывая лицо руками.

– Дурной знак, сын пекаря, – тонкие губы старика растянулись в безобразной ухмылке.

Я потрясённо задрал голову, но потолок, изукрашенный ангелами и нимфами, ответил моему напряжённому взгляду молчанием. Множество люстр, сияя мрачными огоньками, продолжало висеть, раскачиваясь на тонких золотистых шнурах, и по моей спине пробежал холодок.

– Скоро рассвет, – продолжил, между тем, старый хозяин. – Вот тебе, сын пекаря, первое и единственное пожелание… Всего лишь найти сердце Форхедлина, моего замка, его самую странную и удивительную часть. Но лишь до того, как алый диск солнца выглянет из-за полосы гор. По пути наверх внимательно разглядывай все комнаты, залы и галереи, лестницы и переходы… Как только разгадаешь – тут же станешь новым хозяином замка. Если нет – навеки обратишься в мрамор, дабы украсить собой Мраморную Залу… Там, где уже стоят навечно десятки твоих предшественников, не сумевших постичь, осмыслить и принять.

– Но разве у замка есть сердце?! – вырвалось у меня. – Он же каменный, мёртвый!

Где-то хлопнули ставни, посыпалось стекло с цветных витражей, пригасли свечи на канделябрах.

– Эти часы укажут, сколько времени тебе осталось, Пауль Линдер, – спокойно молвил хозяин, и его слова тревожным эхом отозвались в моём сердце.

Руки старика, вдруг переставшие дрожать, протянули невесть откуда взявшиеся песочные часы. Очень красивые, сильно изогнутые стеклом, часы на бронзовых осях. Я шагнул к трону, принимая их, и нечаянно перевернул ёмкости: тонкой струйкой посыпался золотистый песок. Машинально закрепил часы на поясе, привесив за бронзовое кольцо крышки – так будет удобнее.

Откуда-то взялся ветер, подхватил меня за ноги: даже как следует не усев испугаться, я очутился в ночном саду, перед квадратным бассейном, посреди которого сверкал и плескался, украшенный статуями, фонтан.

Сразу же за бассейном возвышалась таинственная громада Форхедлина. Три центральных окна верхнего этажа сияли весёлым светом, а две главных лестницы, ведущие к главному входу и расходящиеся полукругом, приветливо озарялись яркими огнями фонарей.

Я подумал и выбрал левую дорожку. Медленно пошёл, огибая затейливый бортик бассейна, украшенного вазами ядовито-пурпурных цветов. Внезапно забил фонтан – выпустил мощную струю воды, озаряясь дивным зеленоватым светом. Скульптуры задвигались, ожили, и я с изумлением увидел, как закружились над бассейном в хороводе золотые ангелы.

Я побежал по лестнице вверх и ворвался в центральные двери, гостеприимно распахнувшиеся перед самым моим носом. Следом влетели золотые ангелы и, кружась возле хрустальных канделябров, хором огласили:

– Музыкальная комната, господин!

Ещё недавно я брёл этой залой, пугаясь тёмной глубины зеркал, а теперь вдруг увидел многоцветные гобелены на стенах, мягкие красно-золотые диваны и богато украшенный музыкальный инструмент – фортепиано, скрипки и виолончели. Зеркала же предстали во всём блеске – в изящных золочённых рамах.

Но больше всего меня поразила фарфоровая статуя гордого павлина, возвышающаяся меж двух мраморных каминов. Он застыл в горделивой позе, напыщенно распустив великолепный пышный хвост. Много раз я слышал о дивной птице со ста глазами, и видел на рисунках маляров, но узреть воочию, прямо перед собой!

И павлин ожил, махнул сине-зелёным веером хвоста и вдруг издал хриплый, пронзительный звук. Тут же зазвучала странная, чарующая мелодия. Ангелы полетели дальше и я, разинув рот, поплёлся вслед за ними.

Мы прошли множество прекрасных и удивительных комнат, и каждый раз золотые ангелы оглашали их названия: Приёмная Гостевая Зала, Павлиний Кабинет, Зелёная Спальня… Мраморная Зала, заставленная бесчисленным множеством молчаливых статуй: проходя мимо застывших фигур из розового мрамора, я с содроганием думал что, возможно, скоро стану одним из них – тех, кто не смог постичь сердце Форхедлина.

За большим столом, украшенным всего лишь одной высокой фарфоровой вазой, сидела девочка. На длинных тёмных волосах красовался венок из голубых и белых цветов. Её большие светлые глаза внимательно рассматривали меня.

– Столовая! – огласили ангелы и, звонко рассмеявшись, бросились врассыпную.

Смутившись, я застыл у дверей: и здесь многочисленные зеркала отразили мою робкую фигуру в сиянии пугающе больших хрустальных канделябров. Но здесь огни светили помягче, казались специально приглушенными: их блики матово отражались в резных люстрах из слоновой кости и на пузатых боках бронзовых подсвечников, расставленных повсюду. Столовая выглядела по-особенному таинственной. Возможно, потому что здесь появилась эта странная девочка… Шумные ангелы куда-то улетели: воцарилась тишина, и лишь слышалось ехидное шипение воска, сползавшего со свечей.

– Хочешь есть? – неожиданно спросила девочка. Её голос показался мне очень грустным.

– Садись тогда, – девочка указала на один из бордовых плюшевых стульев с подушками, украшенными золотыми кистями.

Я кивнул, присаживаясь. Честно говоря, я устал от гнетущего великолепия замка и был рад поговорить с живой душой, кем бы она не была на самом деле.

Девочка, тем временем, хлопнула в ладоши и стол, тяжко ухнув, провалился вниз вместе с фарфоровой вазой.

– Как тебя зовут? – осмелился спросить я.

– Зови меня Флора, хорошо?

– Ладно, – я пожал плечами.

– Ты живёшь здесь? – вновь задал ей вопрос.