– Верблюдов оказалось всего девять, – проговорил Зикх, улыбаясь. – Тогда человек слез со своего верблюда и снова пересчитал их. Теперь верблюдов было снова десять. Он опять взобрался на спину своему зверю, пересчитал караван. Девять! Тогда этот честный человек сплюнул на землю, слез с верблюда и решил: «лучше уж я пойду пешком, но чтобы счет все время сходился».
Йонард рассмеялся первым, запрокинув голову и скаля в улыбке великолепные зубы. Его поддержал Ритул, а через некоторое время и оба погонщика.
Притчи Зикх рассказывал отлично, ничуть не хуже Патмарка. Впрочем, здесь, в Иране, трудно было найти человека, который бы не умел рассказывать притчи и не знал их великое множество, на все случаи жизни.
Караван длинной цепью растянулся среди песков. Усталость от долгого пути, изнуряющий зной, пыль изрядно притупляли бдительность. Тем более что уже несколько переходов прошли вполне благополучно. Если не считать того, что под седло лошади проводника попала пыль, и бедное животное в кровь стерло спину. Пришлось Йонарду оставить коня и пересесть на верблюда. Впрочем, притчи Зикха, которыми он развлекал их с Ритулом всю дорогу, почти примиряли германца с верблюдом.
– Лошади, – неожиданно и как-то вроде растерянно произнес Ритул.
Йонард и Зикх держались во главе каравана. Ритул пристроился рядом. Может, чтобы послушать притчи, может быть, еще для чего. Йонарду молчаливый алан нравился не слишком, а вот купец его привечал. Впрочем, глаз воин имел ястребиный. Среди барханов действительно темнели лошадиные спины. Рыже-бурые, лохматые, те самые, которых «псы пустыни» отродясь не подковывали и которые в выносливости не уступали верблюдам, а в скорости превосходили их почти вдвое. Лошади были полностью оседланы и взнузданы, но без поклажи. Ровным счетом – шесть. Целый табунок бесцельно бродил посреди песков. Всадников нигде не было видно. Однако, подъехав поближе, Йонард понял, что ошибся. Всадники тоже были здесь. Только не все. Четверо. И эту четверку германец определенно уже где-то видел. Они лежали на песке навзничь. Йонард видел мертвые тела и в более жутких позах, но сейчас не мог вспомнить, где и какие. Рядом валялись легкие иранские сабли. Рваные халаты, пропитанные кровью, явно с чужого плеча. Не ожидая, пока подтянется караван и охрана, они втроем – Йонард, Зикх и Ритул – не торопясь, поглядывая по сторонам, подъехали к месту побоища. Зикх слез с верблюда, хлопнул ладонью по мохнатой морде, посылая животное в сторону, и шагнул вперед. Наверное, только боги знают, отчего у Йонарда шевельнулось в душе тревожное предчувствие. Легкий шорох, быстро мелькнувшая мысль… Или не было никаких мыслей. Никаких предчувствий. Просто рука привычно вытянула меч из ножен, обхватив рукоять.
Синеносый покойник неожиданно шевельнул ресницами.
– Проклятье, обман! – взвыл Зикх.
Сабли, кое-как разбросанные по песку, мгновенно обрели хозяев. Ритул со стоном сполз с седла, оглушенный ударом сзади.
– А ну, снимай поклажу, я Керам! – рявкнул толстяк.
– Как, и ты тоже? Сколько же вас здесь бродит на мою голову!
Зикх шагнул было к верблюду, но испуганно отшатнулся назад. Прямо из земли выросли еще двое, с запорошенными песком бровями, страшные, как песчаные демоны, и один из них рванул на себя тюки.
Йонарда осадили двое.
Интересно, пробовал ли кто сражаться с пешими верхом на верблюде? Неповоротливом, старом и, похоже, глупом верблюде. Зверь бестолково метался, не давая возможности размахнуться как следует, и спрыгнуть на землю не было никакой возможности. Озлясь, Йонард сдавил коленями мохнатые бока, перегнулся с седла и, под жалобный рев, расколол толстяку череп и снес часть плеча. Второй разбойник, поднырнув под морду верблюда, попытался достать Йонарда в бок. Но проводник опередил его, ударив ногой в челюсть. Нападавший пошатнулся и тут же был зарублен. Клинок зло прошелся по груди, глубоко проникнув в плоть. Верблюд шарахнулся в сторону, косясь на мертвецов, и застыл. Намертво. Уперся в землю всеми четырьмя ногами, словно корни пустил. Раздумывать было некогда. Уравновесив в руке копье, Йонард с силой метнул его в того, кто наседал на Зикха. Копье угодило в спину, перебив несчастному позвоночник. Бандит неестественно выгнулся и, как подломленное дерево, рухнул к ногам Зикха.
От каравана отделились темные точки. Стремительно приближаясь, они превращались во всадников в сверкающих кольчугах.
– Помощники сраные, – в сердцах выдавил Йонард, заметив приближающихся алан.
Замешкавшись всего на несколько секунд, проводник упустил из виду бандитов. Он спрыгнул с застывшего верблюда, но было уже поздно. Торопливо навьючив добычу, синеносый вскочил в седло. Лошадь тонко заржала и двумя скачками вынесла его из схватки.
Йонард подскочил к убитому разбойнику, рванул копье окрашенное кровью и торопливо оглянулся. Зикх сидел на песке, зажимая раненную руку. Лошади уносили разбойников прочь. Три фигурки быстро уменьшались и вскоре исчезли совсем. Охрана опять опоздала.
– Трое! – рявкнул Йонард. – Хрофт! Трое ушли!
– Двое, – спокойно поправил его Зикх, – третий унес в боку мой кинжал. До заката он не доживет. А может, и мы не доживем…
Ритул со стоном шевельнулся. Йонард с недоумением посмотрел на небо и враз помрачневшего Зикха. Прислушался.
Тонкий, почти на грани осязаемости, а не слуха, холодно-звенящий звук заставил нервы ответить такой же нестерпимо противной дрожью. Он словно свивал из воздуха невидимые струны, которые соединяли между собой и небо, и землю, и людей, затерянных в песках между землей и небом.
Золотые нити текучего песка, серебряные струи ветра, еще теплого, но уже остывающего на лету.
И эта чарующая мелодия, повторяющая одно и то же, одно и то же… «Песня Блуждающих Душ», – что-что, а уж ее Йонард узнал бы, даже оглохнув. Переспрашивать Зикха варвар не стал. Не имело смысла. Он понял, что имел в виду купец, говоря об этом. Небо над их головой темнело. Стремительно и неотвратимо. Беспощадно. Попавшему в такую переделку впервые, могло показаться – безвозвратно.
– У нас мало времени, – движения Йонарда были быстры, но точны.
– Стой! – его зычный окрик и в другое время мог производить такое же магическое действие на людей и животных. Теперь же караван остановился так, точно он врос в землю на этом самом месте. Те, кто уже не в первый раз оказывались в подобном положении, тут же начали укладывать верблюдов, лошадей, накрывая им головы попонами. Паланкин казался не совсем надежной защитой. Поэтому к нему со всех сторон кинулись охранники, таща на себе все кошмы и попоны, которые еще могли пойти в дело. Зикх внимательно осмотрелся по сторонам, не было спешки и суматохи, каждый знал свое место и то, что он должен сделать. Он знал, с кем идет в пески.
Не успела бы догореть и самая короткая травинка, как от каравана на поверхности песков осталось несколько лишних барханов. «Странно, – подумал про себя Йонард, – не слышно ни одного взвизга, точно и нет в караване женщины. Или она не такого нрава, чтобы устраивать переполох, когда дело действительно принимает серьезный оборот». Перед тем как самому накрыть голову попоной, Йонард еще раз взглянул в ту сторону, откуда впервые донеслась до них Песня Блуждающих Душ. Темнота стала выпуклой, нависла над еще не поглощенной ею пустыней и протянула к ней свои гибкие, жадные руки. Нет, то не руки, а гигантские черные вихри, исполинские колонны, постоянно меняющие свою форму, то замирающие на мгновение на одном месте, то в один миг преодолевающие расстояния не одного дня пути. Встревоженное ржание лошадей и рассерженный рев верблюдов неожиданно смолкли, и эта тишина стала действительно угрожающей. Йонард едва успел спрятать голову, как тут же почувствовал, что не может дышать от навалившейся на него тяжести.
Сухой песчаный дождь обрушился на людей и животных. Ливень, но не животворящий, а убивающий все живое. Но не навсегда. Прошло совсем немного времени – и все успокоилось.
Йонард шевельнул могучими плечами и с некоторым усилием освободился из-под верблюжьей попоны, на две ладони засыпанной песком. Волосы германца потеряли свой природный светлый цвет, и сделались темно-рыжими. Всколоченные брови топорщились, как иглы рассерженного ежа. Варвар сел и принялся ожесточенно отплевываться. Верблюд, которого ничуть не обеспокоила песчаная буря, смотрел на германца внимательно, пытаясь сообразить, чем же тот занят. Наконец ему показалось, что он это понял. Верблюд неторопливо, с царственным достоинством встал, встряхнулся, обдав Йонарда тучей пыли, и величественно
