открылась великолепная возможность грабить всех подряд, что они старательно и проделывали, то в удобный момент обрушиваясь на крымские владения, то выступая против московских войск, то по старой привычке вторгаясь в Молдавию…
Этот период, длившийся более четверти века, в дореволюционной российской историогеографии получил название «Руина» — по заголовку рукописи архимандрита Батуринского монастыря, жившего во времена описанные. Ученый монах компанию гетманов характеризует, за одним-единственным исключением, крайне нелицеприятно:
«Выговский Иван — клятвонарушение, братоубийство, привод татар на уничтожение народа малороссийского, продажа Руси католикам и ляхам, сребролюбец велий.
Хмельницкий Юрий — клятвопреступник трижды, христопродавец веры и народа ляхам и бусурманам; привод татар.
Дорошенко Петр — мздоимец, лихоимец, клятвопреступник, виновник братоубийства и мук народных от татар претерпленных, слуга бусурманский.
Тетеря Павел — сребролюбец, клятвопреступник и холоп добровольный ляшский. Подстрекатель Ю. Хмельницкого на измену.
Многогрешный Дамиан — раб лукавый, двоедушный, к предательству склонный, благовременно разоблаченный и кару возмездия понесший.
Самойлович Иван — муж благочестивый, веры греческой, православной и народу русскому привержен».
Одним словом, теплая компания. Напоминаю, что это писал не какой-нибудь московский пропагандист, а житель Малороссии, очевидец событий…
Во что превратилось после Руины Правобережье, описал еще один очевидец, опять-таки малоросс С. Величко: «Видел я многие города и замки безлюдные, опустелые, валы высокие, как горы, насыпанные трудами рук человеческих; видел развалины стен, приплюснутые к земле, покрытые плесенью, обросшие бурьяном, где гнездились гады и черви; видел покинутые впусте привольные украино-малороссийские поля, раскидистые долины, прекрасные рощи и дубравы, обширные сады, реки, пруды, озера, заросшие мхом, тростником и сорною травою; видел на разных местах и множество костей человеческих, которым было покровом одно небо…»
На левом берегу обстояло немногим лучше…
Закончилось все в конце концов «вечным миром» между Россией и Польшей (1868 г.). За Россией оставалось Левобережье, а также Киев — который московский царь купил у польского короля за 200 000 тысяч злотых. Войско Запорожское сохраняло относительную свободу, но стало вассально зависимым от России — и в эти отношения польский король обещал более не вмешиваться. Подолье оставалось за Турцией.
В общем, наступил, быть может, и худой, но мир, продолжавшийся примерно пятнадцать лет. Все это время гетманом был поминавшийся в «Руине» Иван Самойлович. Надо сказать, что архимандрит-летописец ему изрядно польстил. Верность присяге московскому царю Самойлович, надо отдать ему должное, все это время хранил старательно. Его приверженность православию под сомнение не ставится. Однако гетман печально прославился поступками отнюдь не благочестивыми: был крайне корыстолюбив, раздавал должности за хорошие деньги, раздавал села и деревеньки в полное и потомственное владение «старшине» — как легко догадаться, в первую очередь родственникам и верным сторонникам. Ну а те обращались со своими крепостными немногим лучше, чем польские паны на правом берегу Днепра. Даже фанатичный теоретик самостийности профессор Грушевский (о коем подробно чуть погодя) вынужден признать: зная всеобщее народное недовольство и недоверие к себе, Самойлович казакам не доверял и для охраны собственной персоны завел особые полки на манер личной гвардии, так называемых «сердюков» или «компанейцев», состоявшие в основном из иностранных наемников — так оно было надежнее. И вдобавок периодически просил у Москвы расквартировать на Гетманщине стрельцов, да поболее…
Как случается сплошь и рядом, понемногу среди старшин образовалось немалое число недовольных (иначе говоря, обделенных материальными благами), которые втихомолку только и ждали удобной оказии, чтобы подложить пану гетману изрядную свинью.
Оказия вскоре представилась. И на сцене появился преинтереснейший, надо признать, субъект, коего без всяких на то оснований отцы самостийности, да и нынешняя украинская «влада» провозгласили идейным борцом за независимость Украины, светлым рыцарем в незапятнанных доспехах и народным героем, умученным злыми москалями. Речь у нас пойдет о гетмане Мазепе, личности гнуснопрославленной и ничуть не похожей на тот светлый иконописный образ, что используют в антироссийской пропаганде так называемые «щирые» и «свидомые», то есть особенно ярые почитатели национальной мифологии…
Житие авантюриста
С точки зрения чисто писательской, биография Мазепы — благодатнейший материал для толстенного приключенческого романа, получившегося бы отнюдь нескучным: столько там залихватских жизненных перипетий, интриг, романтической любви и загадок…
Однако в данном повествовании будем придерживаться сухих фактов. Иван Мазепа, выходец из мелкопоместной «русской шляхты», получил прекрасное образование в Европе, свободно владел польским, латинским, немецким. Безусловно, человек был умнейший, незаурядный, книжник, обладавший большими дипломатическими способностями. Однако все эти качества еще не означают автоматически, что обладатель их непременно будет благородным и положительным персонажем. Порой умный, начитанный и хитрый способен устроить такое, на что у сотни людей поменьше калибром попросту не хватит мозгов. Что в нашем случае и произошло…
Двадцатилетний Мазепа оказывается при дворе польского короля Яна-Казимира, где получает придворное звание «покоевого» — не особенно и высокое, но и не такое уж ничтожное. Молодцу вроде бы светит блестящая карьера: на протяжении нескольких лет именно Мазепа ведет разного рода щекотливые и тайные переговоры меж королевским двором и гетманами Левобережья — что для человека его лет к тому же не этнического поляка, согласитесь, весьма неплохо.
Однако карьера не задалась: в один отнюдь не прекрасный для него день молодой придворный вдруг переезжает на постоянное место жительства в Гетманщину. Наверняка не по своему желанию: Мазепа был честолюбив как сто чертей. Что произошло, историкам в точности неизвестно. Авторы, настроенные к Мазепе вовсе уж недружелюбно, охотно пересказывают имевшую большое распространение байку: якобы молодой шляхтич закрутил постельный роман с супругой влиятельного и знатного пана, а тот, изловивши соперника на месте преступления, велел привязать его голым к коню, вымазать дегтем, обсыпать перьями да и пустить в чисто поле. Объективности ради нужно уточнить, что эта история противоречит хронологии событий — и с огромной долей вероятности может считаться выдумкой, пущенной недоброжелателями Мазепы при дворе.
Наоборот,
Истина, как водится, лежит где-то посередине. Причины, судя по всему, были гораздо более житейскими и вовсе не оригинальными: польские паны, спесивые и надменные, всегда относились к «русской шляхте», как к людям второго сорта. Вероятнее всего, гордые ляхи, недовольные тем, что какой-то «козак» делает чересчур уж успешную карьеру при дворе, постарались его оттуда
