уживайся с ними как-то, дело надо сделать, а не споры разводить». Ну, и поплелся я… уживаться. Если отбросить дурацкую мистику, ребята и правда были неплохие, хваткие, с заслугами…
Разъяснительную работу я больше не пытался вести, предвидя, что окажется бесполезно. И месяц с лишним мы всемером гонялись за Барминым. Хотя слово «гонялись» следует, безусловно, заключить в кавычки. Однажды он ограбил двух «детальных» золотоискателей, которые шли сдавать намытое золото в контору. В другой раз перехватил не так уж далеко от города нэпмана, ехавшего за каким-то товаром, золотые червонцы отобрал, бумажки оставил, дал на прощанье по шее и исчез. Оба раза мы прилежно выезжали на место, беседовали с потерпевшими, писали бумаги и возвращались в ЧК, потому что ничего другого придумать были решительно не в состоянии. Да еще раза три выезжали по дальним деревушкам, где вроде бы видели Бармина. Безрезультатно.
А потом уже нам фантастически повезло. К нам пришел сторож кооперации, большой, между прочим, хитрован, и сказал, что один его знакомый мужичок из не такой уж далекой деревни хочет… сдать Бармина. Только опасается, чтобы не увидели его входящим в здание ЧК, мало ли что потом подумают… А потому сидит на складе у приятеля-сторожа.
Разумеется, мы туда рванули быстрее лани. Мужичок там и точно наличествовал и Бармина он собирался сдать со всем усердием. Мотив был стар как мир: шерше ля фам… Жила там одна красавица- молодушка, вдова-сопатка, и наш информатор (всего-то лет тридцати) пылал к ней нешуточными чувствами. Регулярно их высказывал и регулярно же был отвергаем. После чего принялся рассуждать логически, хотя слова такого, «логика», вообще не знал. Проще всего было объяснить такое поведение красотки наличием соперника. Одной с хозяйством нелегко, а претендент на руку и сердце был хозяином справным, да еще неплохо подрабатывал охотой. В деревенской жизни романтики мало, зато прозы жизни более чем достаточно. И Ромео из медвежьего угла подумал: а нет ли у него более удачливого соперника? И какое-то время тише воды ниже травы проводил, выражаясь чекистским языком, оперативно-следственные мероприятия.
Деревня небольшая, дворов в сорок, так что задача встала не столь уж трудная. Кандидата в удачливые соперники попросту не находилось. Будь он, наш доморощенный сыщик быстро узнал бы – в деревне такого не скроешь. Зато он попутно узнал нечто не менее любопытное: к Катьке кто-то ночами похаживает.
Ничего не было известно точно. Всего-навсего ходил смутный слушок, неизвестно кем пущенный. Наш герой, используя нешуточный охотничий опыт, установил за Катькиным домом самое натуральное наружное наблюдение. И на пятую ночь все-таки увидел, как из тайги (Катькин дом стоял от нее всего-то метрах в двухстах) вышел человек, вошел в дом, где и задержался всю ночь, покинув жилище лишь на рассвете.
И человек этот был Бармин, которого наш визитер прекрасно знал в лицо!
Осторожничал, конечно, туда и обратно шел сторожко, с маузером наголо – но был он, клялся и божился парень, один, никто с ним не приходил, не дожидался на опушке. Уж он-то, охотник не из последних, ошибиться никак не мог.
Как и все хорошие охотники, он был наделен нешуточным терпением. И потратил еще две недели, чтобы узнать все, что только удастся. Еще четырежды наблюдал Бармина, объявлявшегося из тайги всегда с одного и того же места. Всякий раз в среду и в пятницу, в среду и в пятницу. И решив, что больше ничего интересного не узнает (да и ни к чему, главное-то известно), без особых колебаний подался в город, в ЧК, справедливо рассудив, что уж там-то с его соперником разберутся охотно…
Время на дворе чуть перевалило за полдень пятницы!
Я не колебался ни секунды. Не было нужды особенно осторожничать – зайди речь о каком-нибудь другом атамане, серьезнее, можно опасаться, что этого «ревнивца» подослали, чтобы заманить нас в засаду и перещелкать, как цыплят. Но Бармин, я уже говорил, подобными штучками совершенно не баловал. Уж всемером-то мы его, баловня Фортуны…
Докладывать по начальству возможности не имелось: начальник мотался с отрядом ЧОНа где-то далеко от города, шел по следам Струкова. Да и вообще, в здании оставалась только охрана и делопроизводитель: время для нас стояло жаркое, все в разъездах. А право на самостоятельные решения у меня было…
Не особенно напрягая фантазию, мы замаскировались то ли под охотников, то ли под небольшую банду: надели обыкновенные картузы, у кого была кожанка – оставил в здании, оружие из кобур разложили по карманам, на плечо – винтовки. Вот такие вот семеро приехали к Грише-охотнику в гости, то ли поохотиться вместе, то ли, могут подумать, Гриша, оказывается, привечает какую-то бандочку. Даже если местное население склонялось ко второму варианту, наши планы это ничем не могло нарушить: деревня глухая, небольшая, осведомителей ЧК или угро тут нет, совершенно точно известно, милиционера тоже, а председатель сельсовета поступил, как все остальные: притворился, будто нас и не видит. Народец за последние пять лет пережил столько, что сидел тише воды ниже травы. Из сорока домов, кстати, чуть ли не половина спалена, а из народонаселения примерно треть кто на том свете, кто подался искать долю получше…
С темнотой, за часок до срока, потихонечку вышли. Ни одна собака на нас не брехала – попросту их не было, всех собак по какой-то своей придури перестрелял пару месяцев назад атаман Булыга, непонятно зачем нагрянувший в это захолустье.
Оказалось, наблюдательный пункт Гриша устроил отличный: на чердаке соседнего с Катькиным дома, стоявшего брошенным, – хозяин не выдержал сложности жизни, еще весной посадил семью на телегу и уехал в город, к какой-то родне. Прекрасно видна была тайга, пустое пространство меж опушкой и Катькиным жилищем, подворье…
Сидели мы там час с небольшим, а показалось – вечность. Но маялись не зря – появился в конце концов! Совершенно неожиданно возник на опушке, будто из-под земли выскочил, постоял чуть и пошел к дому: уверенной такой походкой, прямо-таки хозяйской, хотя видно – стерегся, маузер держал наготове, а свободную руку в кармане галифе. Была у него привычка таскать с собой пару гранат Миллза – это наподобие «лимонок».
Катька его во дворе не встречала – обходились, надо полагать, без лишней романтики. Он попросту вошел в дом, как к себе. Загорелась керосиновая лампа в горнице – отличная, пятилинейная. В ту пору и в тех местах керосин был страшным дефицитом, жили при лучине, но тут, и гадать нечего, Бармин расстарался. Неосторожно, кстати, поступил: за этот керосиновый свет Гриша в первую очередь и зацепился…
Никто, понятное дело, не мог знать, как там у них налажено – то ли посидят сначала за стаканчиком самогонки и душевной беседой, то ли сразу в постель. А впрочем, уже минут через пять лампу прикрутили до самого малого огонька – значит, пренебрегли душевными беседами…
Вот тут его и следовало брать – пока он не на шутку занят. Одного из ребят, что лучше всех стрелял из винтовки, я отправил в тайгу, чтобы сидел там в засаде на случай появления новых лиц. Троих рассредоточил вокруг дома. А сам с двумя направился в дом – по стеночке, осторожненько, пригибаясь ниже окон. Полнолуние стояло, хоть иголки собирай…
Входная дверь открылась совершенно бесшумно – ну конечно, Катька петли хорошо смазывала… Гриша у нее бывал и подробно нам описал расположение комнат. Крались мы в сенях, как привидения или индейские охотники Фенимора Купера – шажочками, на цыпочках, присматриваясь в полумраке, чтобы не налететь на что-нибудь, не уронить, не опрокинуть… Настроение описать невозможно: каждая жилочка, каждый нерв позванивали, как гитарные струны. Мало ли как могло обернуться. Вылети из двери граната, нас троих на тесном пространстве осколками посекло бы в капусту.
Но потом, когда подкрались к двери в горницу и услышали звуки, стало ясно, что никто на нас засаду не устроил. Они там… занимались вовсю. Бармин еще был наверняка по этой части крепок – Катька так стонала и охала, что, честно говоря, по молодости лет завидки брали…
И мы вломились: здравствуйте вам. Молча, без всяких дурацких криков: «Руки вверх! Чека!» И так все всем было ясно. С ходу осветили их фонариками: хорошие были фонарики, электрические, японские, в свое время достались со складов, когда гнали белых…
Все было расписано заранее. Бармин, как любой на его месте, отстал от событий на несколько секунд, а когда он сорвался с Катьки, Коля Олесин рванул уже маузер из-под подушки и подхватил обе гранаты – они были предусмотрительно, хозяйственно так на полу у изголовья положены. Лиханов кошкой к лампе – и
