Слепые солдаты

а-кая внутренняя сила… Я не про мускулы, понимаешь? Я даже сейчас не могу подобрать нужные слова, после двух лет знакомства… Эта сила и потаенная властность в нем были везде, как кровь в сосудах, он ими был пропитан… Это был мужчина. Из тех, от кого женщины тают… Вот он поведет пальцем — и всех, кто сейчас в театре повесят на воротах… или набьют полные карманы золота… Он нисколечко не играл человека высокого полета, он им действительно был… Ты не женщина, тебе не понять… Какой мужчина…

— Такое впечатление, что ты в него до сих пор влюблена, — фыркнул Сварог.

— Я и тогда не была в него влюблена, — серьезно ответила Литта. — Никогда не была в него влюблена. Это было невозможно. Все равно что любить каталаунского тигра. Тигров не любят, тут другое… Я оказалась под ним — в переносном смысле, конечно. Пожалуй, он мог бы меня взять прямо там, в гримерной, я бы нисколечко не сопротивлялась… Таким не сопротивляются. Таким хочется принадлежать.

«В общем, как выражаются девки в деревнях, Бабья Погибель, — мысленно прокомментировал Сварог. — Снова этот крайне интересный граф…»

— Мы немного поговорили, — продолжала Литта. — Честное слово, я себя чувствовала сопливой девчонкой, которую впервые в жизни позвал на свидание первый мальчик на деревне. Мялась, чувствовала, что краснею… Он держался идеально, притворялся, будто ничего этого не замечает, направлял разговор, так что в конце концов я кое-как отошла… Очень деликатно поинтересовался, не окажу ли я ему честь с ним поужинать… в «Золотом яблоке». Меня даже разочарование пробило…

— Почему?

— «Золотое яблоко» — один из лучших ресторанов, там целый этаж отведен под отдельные кабинеты… но ни в одном нет постели. Там никогда не спят с женщинами, там действительно только завтракают, обедают, ужинают, смотрят представление. Вот «Принцесса Амальта» и «Лазурное море» — заведения того же класса, но там в кабинетах кровати есть, в каждом, за портьерой, в нише… Начинаешь понимать? Если мужчина тебя приглашает в «Золотое яблоко», это означает, что он вовсе не намерен укладывать тебя в постель сегодня же. Он ухаживает… Все моментально расставлено по местам, никаких недомолвок…

— Понятно, — сказал Сварог. — И ты, конечно, я так догадываюсь, даже не поломалась чуточку для приличия?

— А зачем? — серьезно сказала Литта. — Получилось бы излишнее жеманство. Здесь и так все было четко обозначено… ну да, иногда как раз такие вот вежливые кавалеры оказываются жуткими извращенцами, я сама не сталкивалась, но были случаи… Тут уж приходится полагаться на везение, а оно у меня есть, проверено… В общем, у черного хода стояла его карета, очень скромно украшенная — хотя иные знатные любят чуть ли не целиком кареты золотить… Герб с графской короной на дверцах… Я заехала домой, надела лучшее платье, украшения… В «Яблоке», как всегда, все было роскошно: три перемены и отдельно десерт, меж второй и третьей переменами мы ходили смотреть представление: шпагоглотатели, извергатели огня, жонглеры, танцовщицы. Ну разумеется, никаких тоголад и прочих вульгарностей, один «Балет фей». Знаешь, что это такое?

— Знаю, — сказал Сварог.

Он с удовольствием посмотрел бы это зрелище вживую (раньше видел только в записи), но для этого надо попасть в Горрот… Потому что «Балет фей» — один из цехов Сословия Изящных Искусств, секреты свои хранит железно, и существует этот вид искусства только в Горроте. И платья не прозрачные, и длиной до пола, и рукава длинные — но как-то так они шиты, как-то так танцуют «феи», что получается даже соблазнительнее, чем если бы они плясали голыми. Немудрящее вроде бы представление, но повторить его никому не удавалось, и иные короли специально засылали в Горрот в качестве шпионов лучших балетмейстеров, но и те ничего не добились…

— Мы болтали о всякой всячине, — продолжала Литта. — Обычная застольная беседа. Выяснилось, что граф служит при министерстве двора, советником. У меня сдуру вырвалось:

— Всего-то?

Он ухмыльнулся своей неподражаемой ухмылкой — тут смесь и веселья, и легкого превосходства, и иронии, я ее даже описать точно не могу — и сказал:

— Литта, дело не в должности, а в возможностях… — и неожиданно спросил: — Сказать честно, чем ты мне особенно нравишься? Я был знаком с несколькими актрисами. Как бы это выразиться… примерно твоего положения, а то и ниже. Так вот, все они, едва заслышав про министерство двора, моментально начинали просить пристроить их в театр получше. А ты ни о чем подобном не заикаешься, — и улыбнулся так грустно, обезоруживающе. — И правильно, между прочим. У меня нет никаких связей в том мире, мой департамент занимается совсем другими делами…

Вот тут он мне самым безбожным образом врал, несмотря на честнейшие глаза и простецкую улыбку. Уж чиновник-то министерства двора мог бы актрису поднять за пару дней. Как раз министерство двора и ведает Королевским театром и участвует в работе театров Сословия. Так что, даже если он занимается «совсем другими делами», у него в своем министерстве наверняка есть нужные связи с департаментом театров…

— Интересный какой-то жмот получается, — задумчиво сказал Сварог. — Запросто дарить кольца с огромными бриллиантами, предупреждая, что за них не нужно отрабатывать — это он может. А устроить в хороший театр, что для него раз плюнуть — так это нет…

— Вот и я удивилась сначала, — сказала Литта. — И только потом, когда все произошло, поняла, в чем тут был простой расчет. Ему нужно было, чтобы я оставалась в полнейшей житейской неуверенности, на сцене готового вот-вот обрушиться театра, без малейших перспектив и будущего… Потом сам поймешь. После ужина он отвез меня домой, помог выйти из кареты, поцеловал руку, поблагодарил за приятный вечер — и ни малейших намеков напроситься в гости… Сел в карету и уехал. Я стояла, смотрела вослед, и казалось, что это сон, но все вокруг было реальным, в том числе и огромный камень на пальце… А дальше… — она мечтательно улыбнулась. — Дальше началась сказка. Даже теперь, после всех невзгод, приятно вспомнить… Мы встречались каждый день, или вечером после спектакля, или днем… Да, я забыла про часы, тебе это наверняка интересно…

— Какие часы? — насторожился Сварог.

— Тогда же, в первый вечер в «Яблоке» он как-то умело свел разговор на талисманы. Спросил, верю ли я в них. Как не верить? Я даже знала самую настоящую колдунью, которая их делала, знала людей, носивших настоящие талисманы, не те подделки, что шарлатаны впаривают богатым провинциалам… Он сказал:

— Ну, тогда ты не удивишься… У меня тоже есть талисман. От деда. Позволяет узнать, что собой представляет человек… Слышала о таких?

Я сказала, что слышала, хоть и не видела никогда. Он достал часы — большие, явно старинного фасона, сейчас такие гири носят разве что старики. Задняя стенка была покрыта черной эмалью, с врезанной в нее затейливой золотой сеточкой — а циферблат я так и не увидела. Граф спросил мягко, но настойчиво:

— Ты позволишь? Это не страшно и ничуть не вредно…

Я кивнула, будто зачарованная. Он встал, приложил эмалевую крышку мне к виску, а сам смотрел на циферблат. Я ничего не почувствовала, и длилось это недолго. Циферблата я так и не увидела, но на лице у него отразилась несомненная радость.

— Ну и какова же я? — спросила я словно бы шутливо, а сама была вся в напряжении — мало ли что ему талисман показал, вдруг он сразу же после ужина распрощается навсегда… Хотя на лице у него, точно, радость…

Он сказал серьезно:

— Талисман показывает, что ты неплохой человек, Литта. Не шлюха, не стяжательница. А то, что было… В пределах некоей нормы. Именно та мера житейских уступок, на которые порой приходится идти…

Брехал, как сивый мерин, подумал Сварог. Это, несомненно, какой-то аппарат, какие, к черту,