сошелся с такой скверной бабой.
– Это я понимаю, я даже могу согласиться с тем, что она все наврала по поводу их недавней встречи. Я знаешь чего не могу пережить?
– Что это именно она?
– Да, и не только…
– А что еще?
– Что она называла его Тигром. Меня тошнит.
– Женечка, это чепуха, – улыбнулся Фархад. – Знаешь, если бы вся эта заваруха случилась лет эдак через восемь-десять и ты собралась бы за Мирона, я бы молчал… А сейчас этот брак – нонсенс. Если ты выйдешь за него, будешь несчастной, и он, кстати, тоже, а вы оба мои самые близкие люди, и я не хочу видеть вас несчастными. Помнишь, как у Пастернака? «Нас мало, нас, может быть, трое…»
– Фарик, а эта твоя футбольная жена, она что-нибудь в жизни читала?
Он рассмеялся.
– Только кулинарные книги.
– Вы с ней тоже были с разных грядок!
– И чем это закончилось?
– Но ведь ты любил ее?
– Я не знаю. Это было наваждение… Я увидел ее впервые в Марбелье, на пляже. Она была поистине совершенна, я глаз не мог оторвать. Но она была с компанией, и я даже подойти к ней не осмелился. А однажды я поехал верхом…
– Ты ездишь верхом?
– Да, и очень люблю, но почти никогда времени нет… Так вот, я поехал верхом и вдруг увидел ее. Она одна прогуливалась в парке. Я опять ослеп… А она сказала: «Ну надо же, живой принц…» Вот так и завертелось.
– Тебе ее не хватает?
– Нет. Все кончилось. Я прозрел, и мне стало стыдно. А впрочем, это уже прошлое, вот видишь, я уже смог спокойно рассказать тебе о ней. И мне даже стало легче. Знаешь, вероятно, самый умный поступок в моей жизни – это работа с тобой. Говорят, не надо работать с друзьями, это чепуха! Хотя… Если бы не ты, наша работа с Мироном могла бы закончиться плачевно, – засмеялся он. – Вот поэтому я и хотел бы сохранить наш тройственный союз. А кстати, твой Костя не возражал бы?..
– Нет. Он говорил, что это даже хорошо, если мы будем расставаться… Но, знаешь, я не могу о нем думать.
– Но это пока?
– Кто знает…
– Жень, ты только не говори Мирону об этом разговоре.
– Я-то не скажу.
– Знаешь, если бы не Мирон…
– То что?
– Я бы сам на тебе женился. Мы с одной грядки, мы понимаем друг друга с полуслова…
– Нет, Фарик, ерунда это все, не пойду я замуж ни за тебя, ни за Мирона, ни за Костю… Не хочу! Я лучше всего чувствую себя, когда я свободна как ветер. А ты скоро влюбишься в очередную красавицу…
– О нет! С меня хватит!
– Никогда не говори «никогда»!
– А ты знаешь, что Мирон спас мне жизнь?
– Ты как-то намекнул…
– Да, если бы он пришел на час позже… Да ну, стыдно рассказывать. Короче, я оказался слабаком… И странно, тебе я почему-то могу в этом признаться…
– Брось, Фарик! Что было, то было. А я вот, свинья такая, не поблагодарила тебя…
– За что?
– За деньги, которые вы перевели этой…
– Ох, Женька, это такая чепуха.
– Нет, это не чепуха.
– Мы же друзья. Разве ты для меня не сделала бы что-то подобное, если бы могла?
– Не вопрос!
– Вот, мы с тобой так рассиропились, даже не заметили, как прилетели.
Обожаю Барселону!
Был уже поздний вечер, но Фарик потащил меня ужинать, а потом повел в кабачок, где, по его словам, можно увидеть настоящее фламенко.
Вышла немолодая некрасивая и даже довольно полная женщина. Я внутренне сжалась. Но боже мой, что это было! Раньше я как-то не понимала, почему многие сходят с ума от фламенко, но тут… Какое мастерство, какой темперамент!
И вот уже кажется, что эта немолодая женщина – самая прекрасная, самая желанная и совершенно неукротимая в своей страсти. У Фарика горели глаза.
– Ну, какова? С ума сойти! – шептал он мне. – Нравится?
– Чудо! Просто чудо!
– Вот то-то же!
Когда уже глубокой ночью мы возвращались в отель, он сказал:
– Знаешь, я одно время мечтал, чтобы Кармен танцевала так… Но это нереально.
– А по-моему, и не нужно.
– Почему?
– Да лишнее это было бы. И музыка там совсем другая. К тому же и Мериме и Бизе были французами…
Он вдруг остановился посреди улицы.
– Женька, почему мне в голову не приходят такие простые и здравые мысли? Вроде бы ничего нового не сказала, никакую Америку не открыла, просто, можно сказать, констатировала факт…
– Да брось, Фарик, все элементарно – ты художник, ты мыслишь другими категориями, ты стремишься создать идеальный спектакль, тебя в этом стремлении зачастую заносит, и, более того, ты хочешь быть не только дирижером, но и режиссером спектакля, а в то же время сам еще этого боишься. Ты видишь свой идеальный спектакль в целом, а в реальности этот идеал пока недостижим. Ты законченный романтик и потрясающий музыкант. А уж вдвоем с Мироном вас вообще в заоблачные выси тянет.
– Женька, золото мое! Знаешь, у меня ведь была сестра. Она умерла в четыре года от болезни сердца. Но, видимо, мне на роду написано иметь сестру. А тебе брата. Родных мы потеряли. Но, оказывается, многое в жизни поправимо. Отныне, Женька, у меня опять есть сестра, а у тебя брат.
– Я же говорю – законченный романтик, – сквозь подступившие слезы проговорила я и не выдержала, разревелась.
– Женечка, родная, ты чего? Тебе такой брат не нужен?
– Нужен, еще как нужен! Ты лучший человек из всех, кого я знаю, братишка мой любимый…
Хорошо, что нас никто не видел, уж больно душещипательная сцена разворачивалась посреди ночной Барселоны. Романтики – опасный народ, но без них жизнь была бы слишком грустной…
Костя заехал на бензоколонку. Перед ним стоял изящный «мини-купер» – желтенький, с красной, в клеточку, крышей. Ясно, баба за рулем. Ни один уважающий себя мужик не сядет за руль «мини- купера». Женщина, вылезшая оттуда, показалась смутно знакомой. Алёна, что ли? Она! Красивая, нарядная, хрупкая. Черт возьми, а почему бы и нет? Я, в конце-то концов, живой мужик…
– Алёна, это вы?
Девушка оглянулась.
– Костя? Вот так встреча!
– Видно, судьба!
– Ну, так уж сразу и судьба! Вполне обыденная встреча на бензозаправке, – улыбнулась она.
