Моей дочери Серафиме было три года, когда я начала искать для нее дополнительные занятия. Оказалось, что занятия в детских клубах для трехлетних детишек – большая проблема. С трехлетками мало кто хочет связываться. При этом я хотела найти обычный муниципальный клуб, где работают фанаты своего дела, которые несут доброе и вечное – ради детей. Вася ходил в такой клуб на шахматы. За два года он «доигрался» до второго разряда, а потом они всей группой шахматы бросили, потому что их любимый Андрей Андреич уволился, а к другому тренеру дети идти не захотели. Теперь Василий ходит на футбол ради Сан Саныча, так же как и многие мальчишки из окрестных домов. Сан Саныча я видела один раз и сама была готова записаться в секцию. Ради футбола Вася готов терпеть репетитора по английскому и обязательное чтение по вечерам. Кстати, Сан Саныч, как и Андрей Андреич, не держит тех, кто учится на тройки. Или исправляешь, или никаких тренировок.
Симу я записала на рисование – дочка не расстается с кисточкой. Отзанимались два раза. На третье преподаватель предложила не приходить. Она работает только с теми детьми, которые могут просидеть за столом сорок минут, выливают за собой водичку и рисуют теми красками и по тем шаблонам, которые им предложены. Надо сказать, что и среди трехлетних детей такие есть. Был мальчик Гера, который замирал от крика мамы: «Я тебе сейчас такое устрою!» Мы, взрослые, тоже замирали от ее крика.
Потом мы решили заняться музыкой. Преподавательница встала в середину комнаты и заголосила народную песню. Голос у нее был сильный, акустика в зале – хорошая. Девочка Даша описалась. Сима заплакала. В этот момент маленький сын самой преподавательницы, которого не с кем было оставить, достал чупа-чупс и начал бегать.
– Не обращайте на него внимания, – сказала преподавательница детям. Те как по команде стали нарезать круги по залу и начали требовать чупа-чупсы.
– Занятие сорвано. Я с такими маленькими не работала, – вынуждена была признаться преподавательница. – В другом клубе с шести лет приходили.
Если честно, я приуныла. Но были еще занятия по балету. Для малышей. В детстве я сама занималась балетом и очень хорошо помню, как преподавательница говорила моей маме, что у меня слишком толстая попа и слишком короткие ноги. Мама отдала меня в балетную студию не потому, что хотела, чтобы я стала балериной, имела прекрасную осанку и красивые ноги. Она работала в двух местах, и балетная студия была как раз рядом со станцией электрички, откуда она уезжала на свою вторую работу. Пока я занималась, мама успевала поработать, а потом забрать меня. Я стояла у станка с разбитой коленкой – упала буквально накануне с велосипеда. Я ее даже разогнуть боялась. А преподавательница подошла и шлепнула меня по коленке так, что слезы брызнули из глаз.
– Нет, она не умеет терпеть, – объявила преподавательница моей маме. А я не смогла крикнуть, что умею, только дайте шанс.
Теперь я решила, что Сима другая, и жизнь другая, и все теперь по-другому, и записала дочь на балет. Девушка Оля – настоящая балерина – показывает, как киска умывается. Она учит деток, как ходят пингвинчики. А растяжка на «лягушку» – главный мой детский кошмар – называется «бабочка машет крылышками». Сима замирает при виде зеркал во всю стену и гимнастических ковриков в цветах. Она оборачивает этот коврик вокруг талии, как юбку, и смотрит на себя в зеркало: «До чего ж я хороша».
– Купите Симе пачку. Пусть оставит в покое коврик, – велела мне Оля.
Сима в новой розовой пачке пыталась выйти на улицу, надев ее на джинсы и куртку. С сумкой с нарисованными пуантами она не расстается – вешает ее на шею и возмущается, если пытаешься снять. Засыпает она тоже в пачке и с сумкой. Когда я лентами, которые пришила к балеткам, обвязывала ей ноги, она даже не дышала. И не нужны никакие физиотерапии и электростимуляции голени, чтобы не было плоскостопия и «вальгусной стопы». А мне тоже ничего не нужно, лишь бы видеть ее счастливые глазенки. Она несется на занятия на самокате так, что за ней приходится бежать.
В ее группе есть девочка, которая танцевала, не выпуская соску изо рта. Девочка уже большая, и все преподаватели начинали отчитывать маму – почему вовремя не отучили? А к психологу обращались? Только Оле было все равно – и девочка на время занятий забывала про соску, а потом и вовсе «подарила» ее нашей балерине. Еще одна девочка – пухленькая, неповоротливая, но очень гибкая. Ее никуда не брали, только Оля взяла. Она разрешает мамам и бабушкам танцевать вместе с детками. Когда было тепло, Оля открывала окна, и сразу же в них просовывались руки с айфонами – мамы снимали занятие и хохотали. И Оля хохотала вместе с ними. А еще она ходит по парку и приклеивает на столбы объявления – приходите заниматься балетом.
Точно так же, случайно, на детской площадке, мы нашли девушку Машу – художницу. У нее то ли три брата и две сестры, то ли наоборот. К Маше сбегаются все дети в округе, потому что она – без педагогического образования, с крохотным опытом работы, еще не окончив Строгановку – умудряется делать с детьми то, что мало кому под силу. Они делают барашков из макарон, пейзажи из гречки и манки, жирафов из пластилина, белочек, черепах, осенний лес, фрукты на подносе… И два часа дети сидят, клеят, лепят, смешивают. Малыши не выбегают в туалет, не просят баранки, они сидят на стульях, как будто Маша их приклеила. Детские шедевры, прикрепленные к стене булавками и кнопками, мне нравятся больше картин в багетах.
Мой сын не станет шахматистом, но он иногда достает шахматные задачки и решает их в свое удовольствие – нервы успокаивает. Возможно, моя дочь не станет балериной или художницей, но я буду хранить ее первые балетки и первый рисунок.
Выход в свет. Как всех вывести из дома?
