реанимировать агентуру в рейхе. Никуда не денется, война на носу. На кого ляжет весь груз ответственности? На Проскурова, конечно. Именно его Хозяин обвинит в развале разведки. И попробуй тогда что-нибудь вякнуть в свое оправдание. Вполне разумно опередить события.
В папке НКВД его ждал очередной отчет советника Шнурре о завершающем этапе переговоров по торговому соглашению. «
Загибая пальцы, Илья подсчитал, что срок советских поставок истекает в июле сорок первого, а ответных германских – в мае сорок второго. Гитлеру на собственные обязательства плевать, поэтому дата май сорок второго ровным счетом ничего не значила. А вот июль сорок первого зацепил. Не понравилась Илье эта дата.
Нападать на Россию возможно только весной, сразу как просохнут дороги. Учитывая географию и климат, тянуть нельзя, чем больше теплых месяцев впереди, тем лучше. Скорее всего, нападет он в мае, но не сорок второго. Два с половиной года фюрер ждать не будет. Польша, легкая закуска, здорово разожгла аппетит. Или все-таки потерпит? За пятнадцать месяцев вытянет из России все, что прописано в соглашении. Сталин свои поставки не задерживает, выполняет и перевыполняет досрочно. Нефть, фосфаты, хромовая руда, железная руда. Если бы на территории СССР добывали урановую руду, она бы сейчас тоже поставлялась в Германию.
* * *
Ося очнулся в блиндаже, под грохот и визг снарядов, почувствовал тупую, ноющую боль с левой стороны груди. Он лежал на койке, под тяжелым тулупом. Открыв глаза, увидел в желтом свете керосинки женский силуэт, разглядел белую повязку с красным крестом на рукаве. Санитарка сидела вполоборота к нему и быстро двигала спицами. Он окликнул ее. Она улыбнулась, что-то сказала по-фински, кивнула на табуретку рядом с койкой. Приподнявшись, Ося увидел свою «Аймо», а рядом – небольшую толстую тетрадь.
С первых дней войны он таскал ее во внутреннем кармане куртки. Пытался вести дневник. Твердый серый картон обложки замарался брызгами кофе, получил несколько сигаретных ожогов, а исписанных страниц было пока меньше, чем чистых. За это время он успел накропать штук двадцать репортажей, взять десяток интервью, побывать в Варшаве, Брюсселе, Париже, Лондоне, Берлине, отснять километры пленки.
На дневник совсем не оставалось времени, лишь иногда ночью в какой-нибудь гостинице он выкраивал минут двадцать, царапал пером бумагу. Получался рваный пунктир, незаконченные отрывки на четырех языках – итальянском, английском, французском, немецком. Последнюю запись он сделал по-русски. «Я умер в Москве, 20 апреля 1916 года, мне было 11 лет. С тех пор я знаю, что страх смерти – всего лишь жалость души к телу».
В детстве он действительно пережил клиническую смерть, но никогда не вспоминал об этом. И вдруг почему-то в первую ночь в Хельсинки, в маленьком номере гостиницы «Кемп», уже в полусне вывел эти две фразы.
Пуля застряла точно в центре толстой тетради. Несколько минут Ося молча вертел в руках свой простреленный дневник. Санитарка встала, разожгла спиртовку, поставила чайник. Снаружи грохотало, из блиндажа строчило несколько пулеметов.
Вошел, пригнувшись, пожилой офицер, спросил по-немецки:
– Как вы себя чувствуете?
– Спасибо, вроде жив.
Из-за пальбы приходилось говорить громко, и каждый звук отдавался в груди волной боли. Под расстегнутым тулупом офицера Ося увидел белый халат.
– Меня зовут Вяйно Парккали, я врач.
– Да, я уже понял, очень приятно. – Ося положил тетрадь, пожал крупную сухую кисть и представился.
Вяйно не отпустил его руку, стал считать пульс, потом поднес лампу к лицу, внимательно заглянул в глаза, спросил, щурясь:
– Боль за грудиной сильная?
– Не очень. Да я вообще в полном порядке. – Ося улыбнулся, опять взял свою простреленную тетрадь, поддел ногтем и вытащил застрявшую пулю. – Сохраню на память.
– Повезло, – кивнул врач, – вдвойне повезло, лейтенант Ристо Эркко успел забрать вас с поля боя за несколько минут до начала русской атаки. Вы были без сознания. У вас ушиб сердца. Довольно неприятная штука, может дать серьезные осложнения. Тахикардия, аритмия, скачки давления.
– Где Ристо? – Ося поднялся, спустил ноги с койки, и все поплыло перед глазами от боли.
– Лежите спокойно, не надо резких движений. – Врач уложил его, достал из кармана фонендоскоп.
– Где Ристо? – повторил Ося.
