немедленно давай глазам передышку; противогаз не снимать ни при каких обстоятельствах – сетчатку выжжет на счет раз. Есть вопросы?
Вопросов не было.
– Зимой солнце не такое агрессивное, как поздней весной или летом. Слабо греет, относительно слабо светит, так что особого экстрима в нашей прогулке не ожидается, по крайней мере, со стороны светила, однако расслабляться не стоит.
Слабо светит… Летиция жмурилась под защитными линзами и старалась лишний раз не смотреть на небо, настолько обжигающим казался дневной свет. Не дневной, еще только утренний. Ночь, стремительно отступая, обнажила укрытый темнотой город. Считаные минуты назад тьма стучалась в окна броневика, окрашивая все пространство вокруг в непроглядное черное, сейчас же из тени выныривали улицы, здания, ржавые трупы автомобилей. Лю смотрела и не могла поверить, что картина за окном реальна, это не выцветшие, покрытые пылью открытки, не довоенные фотографии, окрашенные в скудную палитру из серости и увядания.
Настоящий верхний мир, лишенный стен, ровного бетонного пола и обязательного, но уже привычного и даже уютного потолка над головой… Мир перевернулся, и пропасть под названием небо оказалась сверху. Забыв о гравитации, о законе всемирного тяготения, эта пропасть, прореха в ткани реальности, тянет, зовет, приказывает… раскинуть руки и ринуться навстречу бурым грязным облакам, прошить их насквозь и разбиться о покрытый трещинами, незнамо когда давший течь купол мироздания.
Лю опустила веки, пора глазам передохнуть, слишком много впечатлений для одного утра.
Александр тронулся в путь, как только видимость улучшилась до нескольких метров. Поначалу вел осторожно, практически без скорости, мягко и плавно маневрируя по искалеченному асфальту, но чем выше поднималось солнце, тем быстрее и агрессивнее он бросал машину вперед.
– Скоро будет жарко.
Непрошеное пояснение ничего не сказало и не объяснило Летиции. Впрочем, ее интересовали иные материи.
– Откуда у тебя броневик?
Кузнецов сделал вид, что не расслышал вопроса, однако девушка отступать не собиралась.
– Где ты его взял?
– Где взял, там больше нет.
Скупой ответ, вернее, уход от него.
– Мне и не надо, я все равно водить не умею. Да и зачем шлюхе броневик, правильно?
Зеркальный визор на миг отвлекся от дороги и уставился на нее:
– Бешенство матки более серьезное заболевание, чем я подозревал…
– Не хами, Кузнецов, тебе не идет. Лучше признайся, каким образом добыл такую козырную машинку. Убил кого-нибудь из-за нее, поэтому отмалчиваешься?
– Убийство по твоей части, – ледяной голос из-под маски, визор вновь устремлен строго по курсу.
– Обиделся? – Лю зашла с новой стороны. – Глупо обижаться на нимфоманок с бешеной маткой…
– Ты мешаешь мне вести машину, – оказывается, голос заледенел только сейчас, достиг абсолютного нуля. – Ничего рассказывать я не собираюсь[9].
– Из-за того, что я назвала тебя мудаком? Или отвергла твои притязания…
Автомобиль резко остановился, чуть не клюнув землю массивным передком. Непристегнутую Летицию бросило на переднюю панель, от расквашенного носа спас только вовремя подставленный локоть.
– Твою ж мать!
– Лю, девочка моя, – Кузнецов поменял тактику, сейчас он говорил до невозможности ласково, даже приторно. – У каждого вменяемого человека есть истории, которые он не любит вспоминать. Ни при каких обстоятельствах. История «Волка» относится именно к категории нелюбимых воспоминаний. Это тебе понятно? А если непонятно и ты снова будешь лезть ко мне с расспросами, я заторможу в следующий раз так, чтобы твое малахольное тельце вылетело через ветровое стекло.
– Оно же бронированное!
– Тем больнее, девочка моя.
Следующие пятнадцать минут Летиция разбиралась в устройстве привязного ремня и успокоилась, только защелкнув его пряжку в карабине. «Теперь хоть утормозись!»
– А где твой брат?
– Что?
– Ну, отец Ника.
