душе. Страх, агрессию, неудовлетворённые желания, презрение к самим себе. В твоём «Лабиринте», наверное, то же самое.
— Он не мой. Я там по делу.
— Тогда тебе легче. А к нам приходят сопляки, которым не терпится стать мужчинами, мужчины, которым надоело ими быть, затюканные подругами парни с желанием покуражиться… Порой приходят, пробуют все альбомы. Говорят: «Надо всё в жизни испытать».
Я опять сдерживаюсь и не спрашиваю, зачем она работает в «Забавах».
— Почему мы тянем за собой в будущее самое худшее, что в нас есть? — говорит Вика.
— Потому, что оно есть. И никуда не деться. Представь, что вокруг — джентльмены в смокингах, дамы в вечерних туалетах, все говорят умные красивые слова, вежливы и культурны…
Вика тихо смеётся:
— Не верю.
— Я тоже. Любое изменение общества — техническое, социальное или комплексное — как глубина, никоим образом не меняло индивидуальной морали. Постулировалось всё, что угодно — от презрения к холопам до равенства и братства, от аскетизма до вседозволенности. Но выбор всегда совершался индивидуально. Глупо считать, что виртуальность сделала людей хуже, чем они есть. Смешно надеяться, что она сделает их лучше. Нам дали инструмент, а будем мы им строить или разбивать черепа — зависит от нас.
— Инструмент не тот, Лёня. Все понимают, что на самом деле сидят дома или на работе, таращась в экран или нацепив шлем. А потому — можно всё. Игра. Мираж.
— Ты говоришь, как александровцы.
— Нет, их подход мне тоже не нравится. Мне вовсе не хочется превращаться в поток электронных импульсов.
— Вика… — я ложу руку на её плечо. — Не стоит загадывать, не стоит переживать. Глубине — пять лет. Она ещё ребёнок. Хватает всё, что попадается под руку, говорит глупости, смеётся и плачет невпопад. Мы не знаем, во что она вырастет. Не знаем, не появятся ли у неё братья и сёстры, которые будут лучше. Надо просто дать ей срок.
— Надо дать ей цель, Лёня. Мы нырнули в этот мир, не разобравшись с тем, что осталось за спиной. Не умея жить в одном мире — породили другой. И не знаем, куда идти. К чему стремиться.
— Цель появится, — без особой уверенности говорю я. — Опять-таки, дай срок… дай глубине осознать себя.
— А может быть, она уже осознала? — говорит Вика насмешливо. — Ожила. Как в фантазиях людей, никогда в ней не бывавших? Может быть, среди нас ходят люди, которых нет в реальном мире? Отражения пустоты? Может быть, ты или я вовсе не существуем? И все наши представления о реальности — это фантазии ожившей сети?
Мне вдруг становится страшно.
Нет, я не склонен считать, что меня на самом деле нет.
И за Вику почти спокоен.
Но, кажется, я знаю кандидата на «отражение пустоты».
А Вика продолжает, словно задавшись целью свести меня с ума.
— Представь, как это может быть. Сотни тысяч, а может быть, уже миллион компьютеров включены в сеть постоянно. Потоки информации мчатся между континентами, оседают на хостах и роутерах, откладываются в памяти машин. Несуществующие пространства живут по своим законам, меняются. Падает листва с деревьев, наши шаги оставляют следы, наши голоса заставляют срываться лавины. Информация дублируется, путается, смешивается. Программы послушны, они создают муляжи, оболочки, но кто знает, как скоро оболочка наполнится подлинным разумом?
— Любой хакер помрёт от смеха, слушая тебя, — говорю я деревянным голосом.
— Я не хакер. Я просто смотрю на то, что происходит вокруг. И думаю, что увидел бы человек ниоткуда, появившись в Диптауне, твёрдо считая, что он настоящий и живой? Кривляющихся фигляров? Людей, которые бегают по «Лабиринту» и радостно убивают друг друга? Психопатов, оттягивающихся в борделях? Вокруг есть всё, что существует в реальности. Небо и солнце, горы и моря, города и дворцы. Пространства в пространствах, смешение времени и народов, достоинства и пороки. Всё! Всё и ничего. Нам нужно лишь то, что ненавистно в реальной жизни. Смерть, кровь, фальшивая красота и заимствованная мудрость. Так что подумает глубина о людях, если она научится думать?
Я молчу. Я вспоминаю Неудачника, который убивает монстров из пистолета, но никогда не стреляет в игроков. Который не говорит своего имени и адреса. Который уже двое суток висит в виртуальности — но у него не заплетается от жажды язык и не подламываются ноги. Который не понимает, что убегающий от мутантов ребёнок — всего лишь сотня килобайт программы на сервере
