Вечер застал меня на льдине, километрах в двадцати от санатория и в полукилометре от берега. Раздевшись догола, я сидел, подложив под себя одежду. Холода я по-прежнему не чувствовал, но так было как-то спокойнее.
Странное ощущение. Полная нереальность происходящего. Рана на боку почти затянулась, лишь какое-то щекотание возникало при касании новой, розовой кожи. Вокруг – белесая вода, льды, выцветшее небо. Как на картинах Рокуэлла Кента. Но подобным пейзажем хорошо любоваться, сидя дома, в тепле. Или по крайней мере не наблюдая таяние снежинок на голой коже.
Куалькуа защищал меня от холода надежнее любой шубы. Но побочные эффекты имелись.
Я вздохнул, поднимая со льда пойманную только что рыбину. Уподобимся Гибким.
На вид рыба напоминала морского окуня. Красноватая чешуя, прикрывающая полкило мяса.
Отодрав плавники, я принялся за ужин. Сырое мясо было невкусным, но все же не таким неприятным, как я боялся. Сюда бы Данилова, он, говорят, любит японскую кухню…
Где-то в моем желудке куалькуа получит свою долю пищи. Сам я предпочел бы поголодать, но симбионт, шесть часов подряд борющийся с холодом, имел другое мнение.
– Кончилась, – сказал я, откладывая жалкие рыбьи останки.
– Я не могу.
Положив ладонь на рыбу, я отвернулся. Пальцы слегка шевелились, но мне не хотелось наблюдать, что происходит.
На льду остался только рыбий хвост. Я сглотнул, борясь с тошнотой. Все, что естественно, – не безобразно. Пинком смахнул хвост в воду, посмотрел на ладонь. Ничего подозрительного не наблюдалось. Интересно, а пяткой я есть сумею?
Наверное, да.
Собрав со льда пригоршню снега, я заел свою трапезу.
– Куалькуа, что делать дальше?
Может быть, это и к лучшему. Иначе и оглянуться не успею, как стану ходячим вместилищем для чужого разума. Куалькуа занимается лишь одним – обеспечением моего выживания. И занимается прекрасно, я мог бы, наверное, прожить остаток жизни, охотясь на рыб и загорая на снегу.
Как найти применение подаренной жизни – это моя проблема.
Ладно, будем рассуждать спокойно. Какой бы мерзкой ни выглядела снежная пустыня – в ней должна быть жизнь. Питаться я смогу чем угодно, хоть… стоп, не надо задумываться об этом. Это тот же самый Круглый Материк, на котором находятся город Служение, космодромы, уютные теплые дома, шахты и заводы, леса и поля. Надо просто дойти до них.
– Поплывем к берегу, – сказал я.
Я сглотнул.
Ничего. Привередничать не стоит.
– Порыбачим, – согласился я.
Вдоль берега я шел всю ночь. Куалькуа тому виной или просто нервы были на взводе, но спать не хотелось. Сыпался с небес тихий, спокойный снег, временами приходилось отряхивать задубевшую рубашку. По телу порой пробегали короткие судороги, и с кожи осыпались ледяные корочки. Темно… Нет у планеты Геометров естественного спутника, а их чудесное звездное небо, мешавшее навигации и позволявшее работать ночами, осталось где-то далеко…
Значит, вы бежали, Геометры. Скрылись от тех, кому собирались привить Дружбу. Перетащили всю свою систему, вместе с солнцем-Матушкой, вместе с планетами Маленьких и Гибких Друзей. И не угомонились. Желание творить добро неискоренимо.
Ну почему, почему оно всегда принимает такие формы?
Мы ведь тоже могли пойти по этому пути. Неужели он привел бы к рациональному, правильному и фальшивому раю? Ведь все вокруг мне знакомо. Все входило в арсенал утопической мечты о будущем. Чистенькие города, небрежный аскетизм жизни, Наставники, мудро ведущие все новые и новые поколения к счастью, дружба с иными расами – все это было и нашей мечтой.
Мы бы кончили этим же? Сеть лагерей для отбросов, вооруженные до зубов мирные корабли, непререкаемые авторитеты в
