Все дело в сексе. Без секса она оказывалась всего лишь занудной старомодной мамашей средних лет. А она, между прочим, вовсе не старомодна. Только вчера водитель грузовика со вкусом присвистнул ей вслед, когда она перебегала улицу на красный свет, чтобы купить кориандр.
Свист определенно предназначался ей. Она даже огляделась, дабы убедиться, что в поле зрения нет более молодых и привлекательных женщин. На прошлой неделе ее обескуражил подобный свист, пока она прогуливалась по торговому центру с дочерями: обернувшись, она увидела, что Изабель решительно смотрит прямо перед собой, розовая от смущения. Изабель внезапно вытянулась, догнав мать ростом, и начала местами округляться: сделалась тоньше в талии, раздалась в груди и бедрах. В последнее время она убирала волосы в высокий хвост с тяжелой прямой челкой, слишком низко спадающей на глаза. Она росла, и замечала это не только ее мать.
«Начинается», – грустно подумала Сесилия.
Она жалела, что не может вручить Изабели щит вроде тех, которыми пользуется полиция при борьбе с беспорядками, чтобы уберечь ее от мужского внимания: от чувства, будто тебе начисляют очки всякий раз, когда ты проходишь по улице, от оскорбительных выкриков из машин, от небрежных оценивающих взглядов. Она хотела бы сесть и поговорить с дочерью об этом, но не знала, что сказать. Она и сама-то толком с этим не разобралась. Это неважно. Это важно. Они не имеют права внушать тебе такие мысли. Или: просто не обращай внимания, однажды тебе стукнет сорок, и ты медленно осознаешь, что больше не ловишь на себе взглядов, и свобода принесет облегчение, но отчасти тебе станет их не хватать, и когда ты будешь перебегать дорогу, а водитель грузовика свистнет тебе вслед, ты подумаешь: «Правда? Это вы мне?»
Опять же, прозвучал свист вполне искренне и дружелюбно.
Нет, пожалуй, унизительно так много думать об этом случае.
Что ж, как бы там ни было, она не боялась, что Джон Пол завел роман на стороне. Ни в коем случае. Этого просто не может быть. Ему бы времени не хватило на роман! Куда бы он его уместил?
Впрочем, он изредка путешествовал. Это время можно было потратить на интрижку.
Гроб сестры Урсулы выносили из церкви четверо широкоплечих юношей с взъерошенными волосами, в костюмах и при галстуках, с нарочито бесстрастными лицами. Предположительно они приходились ей племянниками. Подумать только: сестра Урсула имела общую ДНК со столь привлекательными молодыми людьми. Должно быть, они тоже все время похорон думали о сексе. Такие здоровые ребята с бурлящим юношеским либидо. Тот, что повыше, с темными сверкающими глазами, выглядел особенно симпатичным…
Боже правый. Теперь она воображает, что занимается сексом с одним из мальчишек, несущих гроб сестры Урсулы. Совсем ребенком, судя по виду. Должно быть, еще и школу не закончил. Ее мысли не только безнравственны и неуместны, но еще и противозаконны. Хотя противозаконно ли думать? Вожделеть юношу, несущего гроб учительницы третьих классов?
В Страстную пятницу Джон Пол вернется из Чикаго, и они будут заниматься любовью еженощно. Откроют свою сексуальную жизнь заново. Им всегда было так хорошо вместе. Она как-то привыкла считать, что их паре повезло с сексом больше, чем всем остальным. На школьных мероприятиях эта мысль изрядно ее подбадривала.
Джон Пол нигде не мог бы найти лучшего секса. Сесилия прочла много книг и поддерживала навыки на уровне современных требований, как будто это было ее профессиональной обязанностью. Ему не было нужды заводить роман на стороне. Не говоря уже о том, что он был одним из самых нравственных, правильных людей из всех, кого она знала. Он и за миллион долларов не пересек бы двойную сплошную линию. Измена для него была бы делом невозможным. Он никогда бы на такое не решился.
То письмо не имело никакого отношения к походам налево. Она вовсе даже и не думала о письме! Вот насколько это ее не беспокоило. Когда ей прошлым вечером мимолетно показалось, будто он лжет по телефону, это было исключительно плодом воображения. Неловкость при обсуждении письма была вызвана естественной нескладностью, присущей всем телефонным звонкам на дальнее расстояние. В таких разговорах всегда есть нечто неестественное. Вы находитесь на противоположных концах света, у вас разное время суток, так что вы не можете вполне соразмерить голоса: один из вас слишком бодр, а другой, наоборот, расслаблен.
Письмо не может содержать никаких шокирующих откровений. Там не говорится, к примеру, о другой тайной семье, которую он содержит. Для двоеженства Джону Полу не хватило бы организационных способностей. Он бы давным-давно допустил ошибку: приехал бы не в тот дом, назвал бы одну жену именем второй. Он бы постоянно забывал вещи в другом