Я захлопала глазами.
— Вы хоть понимаете, что рискуете жизнью второго своего вампира? Если мы не выберемся, то Борис тем более не сможет уйти один. Он ранен, ему еще несколько дней необходим постельный режим! Он даже не сможет о себе позаботиться!
Мечислав смотрел на меня с таким изумлением, что я заткнулась.
— Я тебя не понимаю, кудряшка. Ты хочешь сказать, что волнуешься за Бориса?
— Да, волнуюсь.
Мы явно говорили на разных языках. Интересно, что его так удивляет? Я волнуюсь за каждого, кто стоит под одним знаменем со мной. Пусть даже отряд совсем крошечный, но это мои боевые товарищи! Разве можно бросать их?
— Солнышко, пойми, Борис мой подчиненный. Его жизнь — моя жизнь, его воля — моя воля. Если я умру, ему будет просто незачем жить.
Мечислав был до отвращения снисходителен и обаятелен. Так бы и треснула чем-нибудь тяжелым.
— Да неужели? А его вы спрашивали?
Зеленые глаза были изумленными, лицо — сплошной непроницаемой маской. Легкая улыбка доброжелательности на красивых губах, как всегда, когда Мечислав не хотел показывать свои настоящие чувства и мысли.
— Зачем?
— Ну, вообще-то у нас демократия на дворе, — я постаралась добавить в голос яда. — Двадцатый век, гласность, перестройка, конституция, Женевская и Гаагская конвенции…
Вампир улыбнулся шире. Показались белые и очень острые клыки.
— Прелесть моя, ты не покажешь мне, где в вашей конституции говорится о вампирах?
Вот это облом. Я захлопала глазами. Мечислав изящно повел рукой, словно отметая мои возражения.
— Ты не понимаешь, кудряшка. Это у людей демократия, ау нас, у вампиров — самый настоящий рабовладельческий строй. Не хочешь — не живи.
Слова «У нас» и «у людей» он выделил так, что стало понятно — ни себя, ни меня он к людям не относит. Он — вампир, я — его фамилиар. И мое мировоззрение должно совпадать с его даже в мелочах. Меня это вовсе не устраивало.
— Я о вас лучше думала.
— Я вампир, кудряшка, но не священник.
Я представила себе вампира в рясе, с крестом и в высокой шапке, наподобие поповских. Получилось так соблазнительно, что я даже облизнулась.
— В вашу церковь толпы женщин ходили бы. И вовсе не ради того, чтобы помолиться. А просто полюбоваться вами на фоне икон.
— А ты, кудряшка? — один голос вампира действовал не хуже афродизиака. Слушая его, неважно, о чем он говорил, я как-то незаметно начинала представлять нас вдвоем, на смятых простынях, пахнущих духами, потом и кое-чем еще. Мечислав мог говорить о чем угодно. Таким голосом хоть лекции по квантовой механике читай — к концу первого часа у всех студентов оргазм будет. А у некоторых даже множественный.
Я тряхнула головой, разгоняя наваждение. Никакого секса! Вот!!!
— Не пришла бы. Ни за какие коврижки. И вообще, давайте вернемся к нашим баранам… то бишь вампирам. Борис и Вадим. Я хочу оставить Вадима присматривать за Борисом.
— Нет, кудряшка.
Это было сказано так, что я поняла — спорить бесполезно. И потерла лоб рукой.
— Будем надеяться, что с вами все будет в порядке, — вздохнула я. — Мне очень хочется жить, и жить не в облике вампира.
— Мне очень жаль, что ты можешь из-за меня умереть, кудряшка.
— Вы еще скажите, что передумали бы, если бы все знали заранее.
— Не скажу. Я бы не передумал, кудряшка.
— Тогда мне пора. Надо подготовить выход.
— Где, ты говоришь, состоится встреча с эмиссаром Совета?
— Забавно, но в «Волчьей схватке». Она сегодня закрыта — и там прием для всей клыкастой нечисти нашего
