Прошелся в холл, выглянул на улицу. Разрозненные кучки стариков и детей уныло слонялись по улице, сидели на скамейках возле обеденных столов. Создавалось впечатление, что все чего-то ждут, и не похоже, чтоб это ожидание было радостным.
— Канир, — торопливо дожевав мясо, негромко окликнул Арсений сидящего неподалеку на обрезке доски парнишку, — что случилось?
— Капитана задавило, — мрачно буркнул тот, не поднимая головы, — не слыхал, что ли.
— Нет, конечно, — растерянно уставился на унылых людей землянин, это они, что, все так его что ли, жалеют?!
— Сен?! — Канир уже стоял на ногах, подозрительно изучая лицо мужчины недоверчивым взглядом, — это ты?!
— Тсс! — прижал палец к губам Арсений, начиная понимать какой переполох начнется, если Канир поднимет крик, — конечно я, только не кричи сразу, я сначала к кругу смотаюсь… там небось тоже народ волнуется.
— Ясно, — лицо мальчишки посветлело, — побегу, Хира обрадую, а то он там плачет.
— Беги, обрадуй, и скажи, что я привез свою маму, пусть он за ней последит, больше я никому не могу доверить. Она в моей комнате.
Арсений развернулся и помчался назад, но уже через несколько шагов почувствовал мгновенную пустоту перехода и выбежал на знакомый склон.
Едва не споткнувшись об один из обломков, которыми была изуродована нежная травка, правитель шагнул к входу, и столкнулся с парой воинов, выносящих тело старейшины. Еще одно изломанным меховым комком уже лежало на куске плиты, покрытом невесть откуда взявшимся полотном.
— Живых нет? — как можно непринужденнее спросил он будничным тоном, пытаясь угадать среди пыльных фигур, копающихся среди обломков, ту, что стала дороже всех женщин трех миров.
— Гатранис жива, только рука сломана и бок отбит, — отстраненно ответил голос Харрис, и Арсений по звуку нашел втору, заглядывающую под кучу плит.
— Тогда пора заканчивать тут копаться, — так же обыденно хмыкнул он, — пора устраивать новичков и кормить обедом.
— Сен?! — изумленно раздался откуда-то сзади любимый голос и он немедленно обернулся.
Какая же она растрепанная и грязная… и как греют ему душу размазанные по щечкам дорожки от слез.
— Я, — землянин шагнул навстречу и поймал в объятия качнувшуюся к нему Риду, — и не нужно плакать… малышка моя, неужели вы думали, что я позволю какой-то сумасшедшей старухе так просто себя прибить?
— Сен… — подоспевшая Харрис на миг прижалась лбом к его плечу, — как же я перепугалась…
— Я тоже, — заговорщицки подмигнул он, — но всё уже хорошо. Пойдете уже домой… люди устали и хотят есть.
Но они все сгрудились вокруг, и Парбин, и Урса, и Гамират… почти все воины его дома и умиленно смотрели, как Арсений бережно целует пыльную макушку Аркстрид, застенчиво спрятавшую у него на груди заплаканное, но счастливое личико.
