заставляло ходить, двигаться, суетиться… Шило в одном месте, кажется.
— Что они там кричали? — я закинула правый локоть на спинку, положила ногу на ногу. Но, стараясь придать своим движениям раскованность, на самом деле находилась в напряжении. Казалось, что я пытаюсь показать, что я здесь хозяйка, но не понимаю этого сама, сдерживая в себе дрожь.
— «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить», — на автомате начал перечислять Юра, — «Землю — крестьянам, фабрики — рабочим», «Вся власть советам», «Пойдемте дорогой коммунизма в светлое будущее»! Или как-то так.
— Очень смешно, — фыркнула я, пытаясь перестроить хоть один из них для своей речи, — особенно насчет первого. На Ленина я в этой ситуации не похожа. Больше на кого-то из дочек Николая второго. Кстати, их тоже было трое, и один сын.
— Во-первых, он был младшим, и никто его право на престол не оспаривал. Кроме революционеров, конечно. А во-вторых, даже ты должна помнить, что такого в нашей истории не было. Их все-таки всех убили!
— Ну, значит, Колчак, — вспомнила я еще одного исторического персонажа. — Что кричали белые?
— Если честно, не помню, — пожал плечами Юра, напрягая память, — помню, что их тоже убили.
— Спасибо, обнадежил! — не выдержала я, подскакивая.
Комната оказалась неожиданно маленькой, когда я стала ходить по кругу. Особенно мешался стул на середине.
— Миранда, ну, извини, пожалуйста, — неуверенно протянул он.
Я остановилась, почувствовала, будто бы покрываюсь корочкой льда. Он назвал меня этим именем так легко, что мне вдруг стало страшно. Мирослав говорил со мной напыщенно, специально делая акцент на имени. Ария так и называла Снежинкой, не слишком заморачиваясь произошедшими переменами. Богдан предпочитал обходиться без имени. Олег стал насмешливо называть принцессой.
Только сейчас я поняла, что скоро это чужое имя прирастет ко мне, скрыв за собой мое настоящее. Как и лицо, характер, статус, жизнь… у меня останутся только мои глаза.
— Что-то произошло?
Я не заметила, как он оказался рядом со мной и взял за руку. Непривычно холодное прикосновение, и внутри у меня тоже непривычно холодно. Все не так, как прежде, что-то изменилось между нами. Или в нас. Во мне. Или в нем? Я каким-то растерянным взглядом смотрела на моего старого друга, который так легко принял во мне Миранду. Вот только не могла я понять, хорошо это или плохо.
— Нет, все в порядке, — я покачала головой. — Спасибо, что помог.
— Я же ничего не сделал, — он потянул мою руку к себе, но я легко высвободилась. Он не держал.
— Зато я теперь знаю, что говорить, — я постаралась улыбнуться.
Тело уже откровенно бил озноб, хотя в комнате было тепло. Его глаза такие глубокие, такие насыщенные, такие родные и такие чужие. Мне хотелось поцеловать его, прижаться к нему, но одновременно с этим я боялась своих желаний. Так долго находиться вдалеке и вдруг оказаться рядом. Что может принести все это?
Я закрыла глаза, потянулась. Юра нагнулся ко мне, собираясь коснуться губ. Я ощутила его дыхание, а потом он неожиданно отстранился, чмокнул в лоб и обнял за плечи.
— Ты вся дрожишь.
— Ты холодный, — не задумываясь, шепотом ответила я.
Он не нашелся, что ответить. Так и стояли молча. Я заглядывала в его глаза просительно, умоляюще. Хотелось расплакаться, но я не могла выжать из себя ни слезинки. Юра, Юрочка, я не понимаю, что происходит! Ты сам пришел ко мне, сам захотел поговорить, так почему же смотришь равнодушно? Обними меня, как раньше, тепло, накричи, в конце концов, чтоб в жар от злости бросило.
— Имя, — не выдержала я гнетущей тишины, сдалась первая.
— Непривычно, правда? — без эмоций ответил он, высказал факт. — Но ты сама его выбрала, тебе надо привыкать.
