Паша засмеялся.
Мы взяли по парочке беляшей и чашке кофе в киоске на привокзальной площади. Встали у столика с навесом, расположенного тут же, у киоска. Молча прикончили дымящиеся пирожки. Выпили кофе. К нам подошел какой-то старик.
- Что, ребята, на дембель? – спросил он.
- Ага.
- Ну, молодцы! Из дивизии?
- Из нее, родимой, - я полез за сигаретой.
- И далеко теперь?
- Далеко.
- Куда?
Я закурил.
- До Питера.
- Ну, это еще не так далеко… Удачи вам тогда!
- Спасибо!
Старик пошел дальше. Паша вслед за мной достал сигареты. Я протянул ему зажигалку. Не торопясь, он прикурил, глубоко затянулся, немного подержал дым в легких и так же плавно выдохнул. Спешить было некуда. И незачем. Хотя…
Тут вопрос философский. Зачем тогда мы так усердно куда-то спешили весь срок своей службы в армии? Куда неслись? В армии ведь иначе никак – все постоянно куда-то спешат, ломятся, бегут: офицеры торопят солдат, солдаты торопят дембель. Поэтому в армии каждый день аврал, так уж она устроена. Когда паровозу и вагонам не по пути, хорошего состава однозначно не выйдет.
Сегодня я прощался не только с черными птицами, сегодня я также прощался и со всей этой зеленой суматохой на грани сумасшествия. Теперь меня ждали другие моря, может, не менее безумные, и другие города, может, не менее жуткие, но другие. Другие миры, в которые нас никогда не пускали.
- Пойдем что ли на платформу…
- Пойдем.
После пива стало хорошо, но хотелось спать. Я закурил еще одну сигарету, чтобы согнать с себя сонную пелену. Вместо нее меня окутала пелена табачного дыма.
Платформа медленно заполнялась людьми. Мы поднялись по бетонным ступеням и пошли в ее дальний конец – там было посвободней. Вокруг яркими красками расцветала весна; весна надежд, весна любви, весна знакомой, но забытой свободы – как все забытое имеющей горький водочный привкус. Хотелось всего и сразу. Так, наверное, бывает со слепыми, которым внезапно выпадает удача прозреть: тебе не унять свой аппетит, не насытиться этим миром, пока ты не потеряешь все силы. До конца. А тут мы однозначно пойдем до конца.
Электричка пришла минут через пятнадцать. Мы загрузились в вагон и заняли места у окна. Помимо нас тут же сидели дачники с рюкзаками, какие-то люди с газетами, которые с сосредоточенным видом разгадывали кроссворды; дети, пенсионеры, коротко стриженые ребята, ехавшие в столицу по только им известным делам, несколько офицеров из гарнизона, смутные тени, солнечные блики, свет и тьма. В общем, бесконечный балаган. Когда электричка тронулась, этот балаган не дрогнул ни одной мышцей лица; у нас же остались позади полтора года жизни. Падения и взлеты, пустота и наполненность.
Как будто безвоздушное пространство кончилось, и теперь можно было попробовать начать дышать…
Замелькало, закружилось за окном. Понеслась прочь станция, город, типовые дома и заводики, заброшенные развалюхи и ржавеющие ангары… за ними – лес, поля, деревни. Понеслось время…
Голос с ревербератором объявлял станции, одну за другой; они мелькали мимо окон полупустыми платформами, разноцветными дачными домиками, зазубренными гарпунными верхушками елей. Я смотрел в эту чехарду сквозь мутное стекло с нацарапанным на нем нецензурным словом и погружался в мягкую податливую дрему. Прочь, прочь отсюда. Навсегда. В никуда…
В армию я уходил с проблемами. Точнее – с целым рядом проблем. Во-первых, я нигде не работал и не учился. Из университета меня отчислили еще весной, и до осени я просто слонялся туда-сюда, пытаясь отыскать и занять свою скромную нишу в этом мире.
За это время я успел попробовать себя в специальности помощника юриста, курьера, специалиста по подделыванию
