него и забрали.
Услышав этот аргумент, я улыбнулся.
— Дружище Янош, ты начал рассуждать как дурачок, играющий в чет и нечет с другим дурачком. Если последний раз у него в кулаке был один камень, будет ли столько же и в следующий раз? А на какой раз будет два или вообще ни одного? Ты ищешь систему там, где ее не может быть. Что зря гадать?
Я замолчал, и Янош засмеялся.
— Спасибо тебе. Я сам себя заморочил, как сорок мудрецов, размышляющих на тему: зеркало — это отражение или реальность. Добрые намерения у наблюдателей или злые, или они примерно так же озабочены нашим существованием, как и та громадная сытая рыбина, — не нам знать.
— Может, стоит посоветоваться с Кассини?
— Я думаю, не стоит. Давай посмотрим, как будут развиваться события.
Все же мне показалось, что Янош более обеспокоен этой новостью, чем хотел показать; опять же, он был тем, кому доводилось видеть это явление раньше любого из нас.
Спустя две ночи, когда мы поднялись еще выше по реке и она начала мелеть и сужаться, принимая в себя многочисленные узенькие ручейки, спадающие с холмов, наблюдатели были замечены вновь. На этот раз их видели сержант Мэйн, один из солдат и один из прибрежников. И вновь всадники ничего не предпринимали, просто сидели на лошадях, а затем исчезали. Кассини настаивал на том, чтобы задать призракам магический вопрос: что означает их присутствие — добрые или злые намерения?
— Задать вопрос, — пробормотал Янош. — Умно, ничего не скажешь. Как бы они нам его не задали, да так, что и отвечать будет некому.
Заклинание Кассини ничего бы не дало. Да и вообще он считал, что наблюдатели не что иное, как природная иллюзия — необычная разновидность миража. А Янош все время сомневался — то ли это иллюзия, то ли нет; если не считать того мертвеца на дне ущелья, ни у одного из наблюдателей не было замечено лиц или открытых частей тела. Казалось, что доспехи надеты на невидимок.
Кассини же повел себя, на мой взгляд, с опасным высокомерием. На следующий день он отыскал самый высокий в округе холм и с его вершины, размахивая факелом, произнес молитвы и юридические формулы, утверждающие права Ориссы на эти земли. Не думаю, чтобы кто-нибудь из местных жителей или духов воспринял бы это всерьез. В те времена никто из ориссиан, даже воскресители, нигде не допускали столь нахальных выходок. Настоящая же церемония, состоящая из молитв, а затем высевания семян, привезенных из нашей страны, имела своей целью сообщить местным существам, как физическим, так и невидимым, о заявлении прав Ориссы и ее жителей на эти земли. И сводилась церемония к просьбе, больше, правда, выглядевшей требованием, чтобы все существа данной земли пользовались уважением и защитой юридических и воскресительских законов Ориссы. Только в этом случае все считалось законным.
Я всегда считал эту церемонию неумной и от души рад, что ныне, когда путешественники из Ориссы много разъезжают по миру, она совсем забыта. А уж в этой необычной стране, с ее магией, неизвестным населением и призрачными наблюдателями, такая церемония, на мой взгляд, выглядела уж совсем неуместной. Но ни я, ни Янош ничего не сказали. Если бы я запретил Кассини совершение подобных церемоний здесь или в другом месте, он по возвращении в Ориссу наверняка сообщил бы о моем поведении Совету воскресителей. А уж те нашли бы, как растолковать такой приказ Антеро. Так на меня свалилась еще одна проблема.
Важничание Кассини, несмотря на его удачное представление с контрзаклятием, раздражало всех. Похоже, он вообразил, что является фактическим руководителем экспедиции, а стало быть, обязанность каждого — следить за тем, чтобы их воскресителю было удобно, чтобы он был вкусно накормлен и защищен от всех невзгод. А поскольку тяготы нашего путешествия все возрастали, я поймал себя на мысли, насколько я был бы счастливее, обходясь в моем открытии без милостивого покровительства воскресителя, и насколько бы стало веселее, если бы по воле случая с Кассини произошла какая-нибудь мелкая неприятность, выводящая его из строя.
Река все мелела, начали попадаться бочажки и топи. Вскоре мы наткнулись на живописное озерцо, из которого с журчанием выбегал ручеек.
— Мы прошли вдоль всей реки от устья до истока, — заметил Янош. — Не удостоимся ли мы по этому случаю, о воскреситель, какого-нибудь особого благословения?
Кассини криво улыбнулся, но ничего не сказал. Если остальные члены нашего отряда
